— Интервью с Дмитрием Гордоном я хорошо запомнил — состоялось оно в моем кабинете в Малом. Честно признаться, как в святая святых, немногих журналистов туда я пускаю, но для Дмитрия сделал исключение, и не жалею: всегда приятно общаться с профессионалом, будь то актер, учитель, врач, журналист...

С первых минут беседы я понял, что собеседник блестяще ориентируется в материале и что эта встреча для него не очередной «плюсик» или «галочка»: мол, ну вот, еще с одним народным поговорил, а нечто большее. Мне кажется, из своих интервью Гордон составляет огромный портрет эпохи, в которой мы живем, постепенно, по кусочкам, складывает мозаику, которая, вполне возможно, расскажет грядущим поколениям о нас, теперешних, гораздо больше, чем все учебники истории, вместе взятые: это ведь даже не воспоминания сопричастных — это рассказы от первого лица!

У каждого, ставшего известным, своя судьба и своя правда, и Дмитрий ни времени не жалеет, ни сил, чтобы расспрашивать, разузнавать все об этих судьбах, выслушивать эти правды и, что самое главное, объективно, без домысла и вымысла, доносить это до зрителя и читателя. Фантастическая работоспособность и фанатичная преданность своему делу!

К сожалению, от бесед с журналистами удовольствие получаешь нечасто: в лучшем случае человек не особенно в курсе, в каких фильмах и постановках актер был задействован, в худших — ему это известно, но интересуется отнюдь не творчеством твоим, а выискиванием (а если нет таковых, то придумыванием) каких-то жареных фактов из личной жизни. «А всегда ли вы были верным мужем?». «А с кем именно крутили романы?». «А правда ли, что с братом, которого уже нет в живых, у вас были натянутые отношения?». «А есть ли у вас среди коллег враги и, пожалуйста, ежели имеются, назовите всех поименно»...

Гордон спрашивал прежде всего о деле всей моей жизни — о Малом театре, которым руковожу, потому что о нем можно говорить часами: и о корифеях, и об истории, и о репертуаре. О том, почему до сих пор актуален и универсален Островский, в чем разница между соблюдением традиций и ретроградством и почему не нужно перелицовывать на новомодный манер классику, о литературном языке, который мы, россияне, безвозвратно теряем, сознательно или бессознательно заменяя сленгом, жаргоном, матом, в конце концов, который сплошь и рядом используют не только у пивных ларьков, но и на подмостках «прогрессивных», продвинутых театров и на так называемых элитарных тусовках, где стараюсь я не бывать.

Кстати, в связи с «элитами» и ларьками одну историю вспомнил. По утрам гуляю я со своей собакой и часто у контейнеров с мусором вижу бездомных, и вот однажды иду, а впереди два «махровых» бомжа — лет по сорок-сорок пять, причем один из них все оборачивался и поглядывал в мою сторону. «Сейчас, — думаю, — денег попросит или закурить», а у меня с собой, как назло, ни копейки и сигарет нет: не курю.

Даже неудобно стало, и вдруг замечаю: бомж остановился и ждет. Подхожу ближе, он: «Здравствуйте!» — я тоже в ответ поздоровался и внезапно услышал: «Спасибо вам большое!». — «За что?» — переспросил. «За фильмы...» — оказывается, еще в советские годы «Адъютант его превосходительства» видел, и так жалко таких людей стало! Совсем ведь недавно у них был свой дом, они телевизор смотрели, что-то читали, о чем-то наверняка мечтали — явно не о том, что имеют сейчас, но так как- то сложилось, что нынешней «элите» до них и до их проблем никакого нет дела, да и вообще, если вдуматься, мало до чего руки доходят...

В интервью Дмитрию я говорил о насущном, наболевшем, о том, что меня волнует, и вместе с тем — о хорошем: как, будучи шестнадцатилетним мальчишкой, проехал восемь суток из родной Читы в Москву и поступил в Щепкинское театральное училище, как снимался в Киеве в «Адъютанте...» — картине, которая действительно прорубила мне окно в Европу (по крайней мере, социалистическую), как познакомился с сэнсэем Куросавой и сыграл в его оскароносном фильме «Дерсу Узала»... Да, можно сейчас сколько угодно рассуждать о том, как сложилась бы моя карьера в Голливуде, если бы поехал на церемонию вручения самой престижной в мире кино награды, обзавелся нужными связями и вовремя все выгодные предложения услышал, но сослагательного наклонения история, как известно, не терпит. Раз этого не произошло, значит, я был нужнее здесь: близким людям, театру, культуре — и, даст Бог, буду нужен еще долго...

Из предисловия к книге «Мужской разговор» (2013)