Я люблю тебя, Жизнь,
      и надеюсь, что это взаимно!






Смотрите авторскую программу Дмитрия Гордона

30 октября-5 ноября


Центральный канал
  • Анатолий КОЧЕРГА: 4 ноября (I часть) и 5 ноября (II часть) в 16.40

















  • 8 декабря 2007. Первый национальный канал

    Бывший начальник Службы охраны первого президента России Бориса Ельцина Александр КОРЖАКОВ: «Когда Горбачев приехал домой выпившим, Раиса при охране стала хлестать его по щекам. Ельцин такого бы не позволил. Если бы Наина вздумала его воспитывать, сразу получила бы в глаз, как иногда получала...»

    Часть ІІ



    (Продолжение. Начало в первой части.)


    «ГОРБАЧЕВ С РАИСОЙ СВОЕЙ ВСЕМ УЖЕ ДО СМЕРТИ НАДОЕЛ»

    — Путч подтолкнул Советский Союз к развалу и фактически его развалил. Сегодня одни называют это трагедией, другие, наоборот, счастливы... Вы были непосредственным участником и свидетелем подписания Беловежского соглашения, венчавшего распад СССР, все происходило на ваших глазах... Рассказывая мне о тех исторических днях, Леонид Кравчук, Витольд Фокин, Геннадий Бурбулис и другие политики, находившиеся в Беловежье, подчеркивали: изначально желания похоронить Союз ни у кого не было — это так?

    — В общем-то, да. Все прикидывали: ну что ж, не получилось с одним договором — подпишем другой, и даже если возникнет новообразование (типа того, что впоследствии СНГ обозвали), все равно оборона совместная, а хозяйствовать каждая республика будет немножко по-своему. Украина, например, пусть производит сало и им торгует... Тогда же считалось, что Украина кормит Россию, и у вас думали: вот заживем без нахлебников! (Правда, потом, когда попробовали пожить врозь, выяснилось, что все наоборот). Впрочем, в то время никто еще, конечно, не думал, что дело дойдет до такой степени размежевания.

    Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

    «...В Беловежскую Пущу мы с Ельциным приехали вечером. Кравчук уже находился там, но поджидать нас не стал и отправился на охоту. Он всегда стремился продемонстрировать «незалежное» поведение, выпятить собственную независимость. Зато Станислав Шушкевич на правах хозяина принимал гостей подчеркнуто доброжелательно.

    Отдохнули с дороги, перекусили, и тут вернулся Леонид Макарович.

    — Какие успехи? — поинтересовался Ельцин.

    — Да кабана завалил, — похвастался он.

    — Это хорошо, кабанов надо заваливать.

    Милый, ничего не значащий разговор накануне разъединения целых народов...».



    — Насколько я знаю, когда собрались лидеры трех республик, речи о распаде СССР не было, и вдруг Кравчук сказал Ельцину: «Борис Николаевич, вы считаете, Союзный договор нужен? Ну что ж, я возвращусь в Киев кем был — единоличным руководителем Украины, а вы?». Типа все равно будете вечно вторым... В ответ Ельцин рубанул якобы воздух рукой: «А что, действительно, пора с этим Горбатым кончать»...

    — Да, я это подтверждаю. Так в целом и было, только Ельцин редко прибегал к грубым словам, и сказал он: «...с Горбачевым кончать»... В «Горбатого» того, наверное, Леонид Макарович переименовал.

    — Накануне подписания судьбоносного документа выпили много?

    — Трудно подсчитать, сколько — это же вялотекущий процесс: он шел постоянно, с утра до вечера... Ельцину, Кравчуку и Шушкевичу приносили бумаги, они с ними знакомились, что-то там поправляли, вновь возвращались к прерванному разговору, им снова какие-то докладные записки несли...

    — Кто конкретно инициировал договор о развале Союза?



    — Такого договора — о развале! — не существует, окончательный текст выдержан в мягких нормальных тонах: мы, дескать, собрались тут, и вот... Основными закоперщиками с нашей стороны были Сережа Шахрай, Бурбулис и Козырев, ну и со стороны Украины были юристы, министр иностранных дел Зленко...

    — Лично вы понимали, что на ваших глазах вершится история и некогда великая страна, пугалообразный монстр, вдруг рассыпается, приказывает долго жить?

    — Мы, если честно, не думали, что Союз распадется, — рассчитывали, что будет создано несколько иное государственное образование, с расширенными правами республик. Я часто присутствовал на переговорах в Ново-Огарево, и там все в один голос просили: «Дайте нам больше свободы, своим бюджетом мы должны управлять сами. Будем выделять средства на общие нужды: на оборону, правительство, содержание, скажем, Кремля, — а остальным распорядимся самостоятельно». Хотели на свое усмотрение торговать с иностранными государствами, открывать, если надо, таможни, но о собственных валютах не было даже мысли. Чтобы кто-то произнес слово «гривня» — да что вы!

    — В результате, когда уже все решилось, Ельцин, Кравчук и Шушкевич позвонили сперва Бушу, а затем Горбачеву и объявили им, что Советского Союза больше не существует...

    — Не знаю, что они там говорили Бушу, и разговора с Горбачевым тоже не слышал — объяснение с ним потом состоялось, когда вернулись в Москву. Из Беловежья звонили лишь Назарбаеву — я его сам искал: договаривался, чтобы он вышел на связь. Ельцин поручил мне найти казахского лидера с целью пригласить присоединиться к большой тройке. Увы, дозвониться до Назарбаева удалось только через несколько часов, когда Нурсултан Абишевич прилетел во Внуково и направлялся уже к Горбачеву.

    — Назарбаев хотел уклониться от беловежских посиделок?

    — Нет... Нет! Ельцин с ним переговорил, пригласил в эту компанию четвертым, но тот, обиженный, что не позвали раньше, отказался. «Меня, — сказал, — сейчас Горбачев вызвал, и я еду к нему. Там и будем дальше беседовать — уже по-другому».

    Горбачев очень любил жену и чрезвычайно от нее зависел
    Горбачев очень любил жену и чрезвычайно от нее зависел

    — Есть мнение, что Назарбаев не присоединился к беловежским переговорщикам потому, что Горбачев пообещал ему пост председателя Совета Министров Союза...

    — Об этом, по-моему, сам Горбачев впоследствии рассказал. Не верить ему у меня нет причин, но я при их общении не присутствовал...

    — Мне говорили, что во избежание непредвиденных инцидентов руководители трех республик решили разъезжаться по одному и не лететь вместе, а для вящей предосторожности сотрудники служб их охраны даже обрезали в резиденции телефонные провода...

    — Насчет обрезания проводов — чушь: мы полностью доверяли белорусам, потому что это фактически наши были ребята — филиал группы «А». Они прибыли в Белоруссию и выполнять указания союзных начальников (тех, кто сменил Карпухина и Крючкова) не собирались — подчинялись непосредственно своему первому лицу.

    — Как вы считаете, СССР распался бы, если бы Ельцину предложили стать его президентом?

    — Думаю, все равно закончилось бы одним, пусть и немножко позже, просто Горбачев с Раисой своей всем уже до смерти надоел. Это сейчас о ней так говорят, что скоро у нас еще одна будет святая, а в то время все костерили. Она была рядовой женой, но лезла во все, что ни попадя. С какого боку — никто ее не выбирал, не назначал... Почему жены Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова и Черненко никогда не совали в политику, в руководство страной нос, а эта так и норовила? Раиса же расставляла кадры, и поэтому, зная, какое огромное влияние имеет она на Горбачева, все перед ней лебезили, боялись ее страшно.

    — Это правда, что она, не стесняясь, хлестала мужа по щекам при охране?

    — Да — однажды это случилось при мне (еще до работы с Ельциным), и наблюдать ее гнев было совсем неприятно. Горбачев приехал домой, где-то выпил (чуть-чуть шел запашок), и она его маханула, разразился семейный скандал. Она постоянно следила, чтобы Михаил Сергеевич не выпивал... У Ельцина такого не было никогда, да он бы и не позволил. Если бы Наина вздумала его воспитывать, сразу получила бы в глаз, как иногда получала.

    Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

    «...Нескольких дней хватило, чтобы почувствовать: у Горбачевых свой, особый климат в семье. На госдаче, например, было два прогулочных кольца — малое и большое, и каждый вечер, в одно и то же время, в 19.00, Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич выходили погулять по малому кольцу. Он в это время рассказывал ей обо всем, что случилось за день, — она в ответ говорила очень тихо.

    Сначала для нас было неожиданностью, когда Раиса Максимовна вдруг спрашивала: «Сколько кругов мы прошли?». Не дай Бог кто-нибудь ошибался и отвечал неправильно — она, оказывается, сама считала круги и проверяла наблюдательность офицера охраны. Если он сбивался со счета, такого человека убирали. Коллеги быстро усвоили урок и поступали так: втыкали в снег еловые веточки. Круг прошли — елку воткнули, и когда Раиса Максимовна их экзаменовала, подсчитывали веточки. Так было зимой, а уж как охрана летом выкручивалась, не знаю — не исключено, собирала шишки...».

    «...Барсуков и Крапивин рассказывали, как Раиса Максимовна ходила по Большому Кремлевскому дворцу и пальцем указывала: это отремонтировать, это заменить... В кабинете мужа по ее приказанию престарелый генерал Плеханов, руководитель охраны Президента СССР, передвигал неподъемные бронзовые торшеры в присутствии подчиненных. Я когда про торшеры услышал, почему-то подумал: может, оттого и сдал Плеханов Михаила Сергеевича в Форосе? Издевательства редко прощаются...».



    — По-вашему, Горбачев сильно любил жену?

    — Не передать как.

    — И от нее чрезвычайно зависел?

    — Да, поэтому выход (смеется) один был: двигать Раису наверх. Надо было сделать ее депутатом, потом — председателем Президиума Верховного Совета, а там и до президентского кресла рукой подать. Раз уж она умнее его...

    «МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ПАША ГРАЧЕВ ЧУТЬ ЛИ НЕ СТРЕЛЯТЬСЯ СОБРАЛСЯ»

    — Когда развалился Советский Союз и Россия стала суверенным, независимым государством, вы приобрели огромное влияние и, говорят, руководили даже интригами в ближайшем окружении президента. В частности, бывший Генпрокурор России Алексей Казанник, который, как мы помним, уступил место опальному Ельцину в Верховном Совете Союза, в одном интервью разоткровенничался: «Коржаков в Кремле все решает, и чтобы протащить сомнительное решение, подписать незаконный указ, надо идти к нему. Я видел, — утверждает Казанник, — как перед ним заискивают министры, советники и помощники президента». Сгустил прокурор краски или все так и было?
    Беловежская Пуща, 1991 год. Леонид Кравчук, Станислав Шушкевич, Борис Ельцин. Советскому Союзу скоро конец...
    Беловежская Пуща, 1991 год. Леонид Кравчук, Станислав Шушкевич, Борис Ельцин. Советскому Союзу скоро конец...


    — Заискивал прежде всего сам Казанник, но о себе он почему-то молчит, хотя надо еще поискать того, кто бы так пресмыкался. Ну как можно такое говорить о министрах, если со всеми у меня были дружеские отношения? С Баранниковым мы даже поселились рядом, дружили семьями (у него и супруга очень приятная — с моей сошлась быстро). С Грачевым то же самое — жены сблизились, и мы часто встречались. С директором ФСБ Барсуковым в одном доме все время жили, вдобавок друзья — так кто заискивал-то?

    — Разве в те годы не говорили, что если хочешь что-то решить, нужно искать подход не к Ельцину, а к Коржакову?

    — К Ельцину просто не пропускали...

    — Нет, причина в другом: Коржаков был реально самым влиятельным человеком в России...

    (Пауза). Ну говорили... С подачи журналистов, между прочим, — они любят присочинить. До сих пор не понимаю, почему эти ребята так меня невзлюбили, — я же для них был отец родной! Если бы не мое заступничество, их бы никто и близко к Ельцину не подпустил...

    Борис Николаевич еще в пору ранней демократии не хотел, чтобы ему надоедали, а я, наоборот, настаивал: «Нет, надо быть на виду, выходите почаще к прессе». Помните, когда он рассказывал, что засевшую в селе группировку боевиков Радуева стерегут 38 снайперов — как 38 попугаев? Это же опять я на его общении с журналистами настоял. А когда Грачева Ельцин назвал лучшим министром обороны всех времен и народов? Мне тогда из Москвы позвонили — сказали, что Паша в трансе и чуть ли не стреляться собрался, потому что мастера слова его грязью облили. Мы были в Питере на Пискаревском кладбище, и я Ельцина попросил: «Поддержите Пашу-то — его же совсем затрахали». Вот он и направился к пишущей братии.

    Я только несколько моментов привел, когда просто пихал его к прессе, а сколько таких было в Кремле! Увы, кремлевский пул просто меня «обожает». Когда японская газета переврала мои слова (я выступал за перенос выборов, а они так подали, что получилось, будто за отмену) — та же история. Журналисты к Ельцину рвутся, а их отсекли и держат на расстоянии. Они, бедные, орут: «Пустите, пустите, Борис Николаевич, только один вопрос» — и давай упражняться на эту тему. Спросили о моем высказывании насчет отмены выборов, и он стал меня поливать. Честил в хвост и в гриву, а я улыбался. Чего суетиться, опровергать? Сидел и думал: «Потом договоримся».

    Коржаков — Ельцин: полное взаимопонимание без слов
    Коржаков — Ельцин: полное взаимопонимание без слов
    Некоторые ваши коллеги, как вот на НТВ, влияли у нас на политику. Когда Киселев в каждой своей программе «Итоги» составлял рейтинги, это делалось с дальним прицелом. Помните? Начиналось нормально: на первом месте Ельцин, на втором — Черномырдин, на третьем — Бурбулис, Шахрай или еще кто-то, и только на 20-м — Коржаков. Ну а потом потихонечку, постепенно в течение года меня вывели на второе место. Это они специально делали, а почему я в этом уверен? Потому что после того, как меня сняли, передача «Итоги» осталась, а рейтинга больше не было.

    — Тем не менее вы ощущали себя в Кремле человеком номер один?

    — Да Господи — не ощущал! Это Казанник сказал, а он клеветник: сам холуй и в других видит таких же. Кадры я не расставлял никогда, только если сам Ельцин просил — он просто знал, что дерьмо я не пропущу... Вот, например, Казанник — это Ельцин придумал поставить того генеральным прокурором, его мысль была, а Скуратова я предложил, когда Борис Николаевич не знал, что со своим ставленником предпринимать. Казанник же его крупно подвел — из тюрьмы всех мятежников выпустил.

    — Гэкачепистов?

    — И их, и Руцкого — самое главное. Мы же думали, что тех, кто бунтовал народ в 93-м, ждет показательный суд... Столько людей погибло, и никто не ответил — это же глупость была полнейшая, а Казанник ее вознес, представил как акт гуманизма.

    Когда надо было искать этому горе-деятелю замену, Ельцин меня попросил: «Александр Васильевич, подберите, пожалуйста, кандидатуру». В Администрации президента я взял характеристики примерно на прокуроров 15 (в той обойме и нынешний Чайка был, и Устинов), а Скуратова выбрали потому, что человек никогда в местных органах не работал, связями не оброс. Он все время по ученой линии шел: преподавал, возглавлял НИИ при Генпрокуратуре — то есть чисто теоретически прокурорскую работу знал от и до плюс из Свердловска — значит, нейтральный, ни с кем не завязан...

    Когда я с ним встретился первый раз, сказал одно: «Закон выше Илюшина — не нужно нам ни своих, ни чужих прокуроров». Понимал: если он из Свердловска, значит, волей-неволей я свожу его с первым помощником президента Илюшиным, который тоже оттуда. У нас с Виктором Васильевичем всегда были какие-то трения, ну а так, если и Илюшин его принимать будет, и я, вариант то, что нужно. Илюшин с ним побеседовал и был счастлив, что свой, свердловский, — знакомых у них полно. Ну и все, мы вдвоем подали кандидатуру Скуратова. Ельцин с ним побеседовал — Скуратов ему понравился. Если бы не история с сауной, нормально бы работал...

    — Оказалось, что он любит девочек, причем обеих сразу...

    — Подстава! Мы ж с этим делом не разбирались, а надо бы. Скуратова могли и опоить, и заманить в ловушку обманом — да что хотите. Чтобы человека обгадить, много ума не надо.

    — Хотя, казалось бы, сразу с двумя время проводит — молодец, мужик!

    — Это показательно сделали — ославили на весь мир. Видно, так их допек «Мабетексом» (швейцарская фирма, которая по поручению Управления делами президента вела работы по реконструкции Кремля.Д. Г.), что готовы были что хошь показать — вот вам телевидение независимое!

    — Сейчас такого уже не покажут?

    — За бабки? Да пожалуйста, только платите.

    «РАССТРЕЛ БЕЛОГО ДОМА — ПОКАЗАТЕЛЬНАЯ АКЦИЯ: НАДО БЫЛО НЕКОТОРЫХ ПРИПУГНУТЬ»

    — Александр Васильевич, а это правда, что вас даже Черномырдин боялся?

    — Ну, наверное, знал за собою грехи.
    Белый дом в огне. Октябрь, 1993 год
    Белый дом в огне. Октябрь, 1993 год


    — У вас были с ним откровенные беседы?

    — В моей книге, которую я вам подарю, опубликован наш разговор с Виктором Степановичем накануне президентских выборов, причем, если читать внимательно, я предстаю там не в лучшем свете... И все равно обнародовал стенограмму, чтобы показать: это правда, вот такие отношения были. Когда меня упрекают: «Ах, да вы всех записывали!», я отвечаю: «Извините, ребята, но если разговор шел на моей территории, я был вправе фиксировать все, до последнего слова». Хотя мог бы схитрить, сказать: «Это у меня просто память хорошая».

    — Как вы считаете, хотел Черномырдин стать президентом России вместо или после уставшего Ельцина?

    — Очень хотел — более того, подписи за него уже были собраны в необходимом количестве.

    — И он мог стать преемником?

    — А почему нет? За бабки у нас в стране — легко.

    — В связи с весенними событиями в Украине, когда не могли договориться Верховная Рада и президент, у нас часто вспоминали расстрел российского парламента в 93-м году. Вы были свидетелем тех событий...

    — Не свидетелем — активным участником.

    — Да, ну конечно: тогда весь мир благодаря CNN увидел, как по Белому дому прямой наводкой бьют танки. Знаю, что в те грозовые дни отнюдь не Борис Николаевич руководил ситуацией и фактически пульт управления страной был в ваших руках...

    — Вот видите, только что вы представили меня вторым человеком в стране, но, значит, я был и первым (смеется)...

    — ...и именно от вас зависело, как повернутся события в решающую ночь с 3 на 4 октября...

    — Вы, журналисты, как и оппозиция, любите будоражить людей словами о расстреле Белого дома, но расстрел — это вторая часть действия, ответные меры на то, что произошло накануне. Сначала бесчинствующая толпа разгромила мэрию, в самом Белом доме смяла посты, побила милицию, а потом в телецентре «Останкино» устроила бойню. Там, между прочим, полтораста человек погибло, а при штурме Белого дома всего 10, так что не надо, как говорится, с больной головы валить на здоровую. Голосят, понимаешь: «Расстрел!», но это показательная акция, надо было припугнуть некоторых, чтобы больше не лезли. Зюганов ведь больше с тех пор не высовывался и, даже при том, что его проигрыш на президентских выборах в 96-м был очень сомнительным, не стал нигде возникать. Все это были уроки 93-го года: по сусалам один раз получил и после этого все — боялся даже рот разевать. Эту гидру надо было задавить сразу — нельзя было ее выпускать, чтобы избежать новых жертв...

    — Действительно ли, когда все было особенно зыбко и надо было главнокомандующего поддержать, многие приближенные к Ельцину люди, в частности, армейские генералы, попытались дать задний ход?

    — Съездив по моему заданию в Минобороны узнать обстановку, мой зам Геннадий Иванович Захаров вернулся оттуда удрученный. «Там вообще, — сказал — штиль, никто ничего делать не собирается». О штурме Белого дома не было и речи.

    Александр Коржаков с другом Павлом Грачевым. «Когда пресса Грачева облила грязью, он чуть ли не стреляться собрался. Я тогда Ельцина попросил: «Поддержите Пашу, его же совсем затрахали»
    Александр Коржаков с другом Павлом Грачевым. «Когда пресса Грачева облила грязью, он чуть ли не стреляться собрался. Я тогда Ельцина попросил: «Поддержите Пашу, его же совсем затрахали»

    — Боялись?

    — Конечно. Это горбачевский синдром: когда в свое время генерал Родионов дал в Тбилиси команду успокоить толпу...

    — ...саперными лопатками?

    — Ну, лопатками не лопатками... А может, военных вынудили пустить их в ход — надо же было хоть чем-то защищаться от провокаторов... Настоящего следствия, между прочим, фактически не было: сообщали, что комиссия Съезда народных депутатов работала, но толком она свет на события не пролила. Так и не было выяснено, давал Горбачев приказ Родионову или нет, а он генерала попросту сдал. Дальше точно так же сдавали и группу «А»...

    — ...которая в Вильнюсе пошла на штурм телецентра?

    — Да, и этот синдром остался — люди боялись брать на себя ответственность. В 91-м году, я уверен, если бы престарелый маршал Язов приказал захватить Белый дом, «альфовцы» бы не подчинились...

    — Вы понимали, что если бы не ваша решительность, в 93-м все могло обернуться иначе?

    — Понимал — поэтому и не пытался отсидеться в сторонке. Когда группа «А» не шла на штурм Белого дома, ничего не оставалось, как повести ее самому, и спецназовцы меня поддержали.

    — Ельцин хоть был в тот момент в состоянии соображать, что происходит в стране?

    — К этому времени он уже отбыл на дачу — мы все делали без него, а потом, когда Руцкого с Хасбулатовым в Лефортово привезли, Борис Николаевич приехал в Кремль отмечать победу. Кстати, когда его днем, часов в 11-12, доставили домой и Наина Иосифовна увидела, что меня рядом нет, первое, что она сказала: «Коржаков струсил, он тебя бросил». Такой скандал закатила: «Мы здесь в лесу одни, нас захватят сейчас и убьют!»... Успокоилась, только когда увидела по телевизору, чем на самом деле я занимаюсь.

    Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

    «...Около 18 часов 4 октября 93-го, благополучно сдав мятежников с рук на руки, мы с Барсуковым прямо из Лефортово поехали в Кремль, на доклад. В кабинете Президента не застали — он был в банкетном зале, и я с удивлением обнаружил, что торжество в честь победы началось задолго до самой победы и уже подходит к концу.

    Мы с Михаилом Ивановичем умылись: вода была черная от копоти, ружейного масла и пыли. Вошли в зал со служебного входа, но нас тут же заметили. Барсуков принес исторический сувенир и хотел им обрадовать Президента:

    — Борис Николаевич, позвольте преподнести вам подарок на память. В кабинете Хасбулатова нашли его личную трубку — вот она.

    Президент начал заинтересованно осматривать трофей.

    — Борис Николаевич, да зачем вам эта гадость нужна, что вы ее трогаете? — встрял разгоряченный министр обороны Грачев.

    Шеф тут же отреагировал:

    — Да, что это я ее трогаю? — и швырнул трубку в угол с такой силой, что глиняная вещица разлетелась на мелкие кусочки.

    Нам налили до краев по большому фужеру водки. Легко, как воду, залпом выпив, мы присоединились к общему веселью, но в душу закралась обида. Я взглянул на сияющего Грачева с рюмкой в руке и вспомнил, как он просил письменного приказа на штурм Белого дома. Посмотрел на раскрасневшуюся от водки и удовольствия физиономию Филатова, который две недели назад бился в истерике в моем кабинете, а теперь рыдал от счастья. Эти люди оказались за столом победителей главными, а тех, кто внес решающий вклад в общее дело и довел его до конца, даже забыли на торжество пригласить. Невольно пришли на память строки из ранних дворовых шлягеров Владимира Высоцкого: «А когда кончился наркоз, стало больно мне до слез — и для кого ж я своей жизнью рисковал?».

    ...Наркоз действительно закончился — в моем почти слепо преданном отношении к Ельцину появилась первая серьезная трещина».



    «ОДНАЖДЫ Я ЗАСТАЛ СОСКОВЦА СТОЯЩИМ ПЕРЕД ЕЛЬЦИНЫМ НА КОЛЕНЯХ: «БОРИС НИКОЛАЕВИЧ, УМОЛЯЮ, НЕ НАДО С ЧЕЧНЕЙ ВОЕВАТЬ»

    — О чем, интересно, вы думали, когда фактически в одиночку руководили ходом событий в России? Была мысль, что вот я, простой парень Саша Коржаков...

    (Перебивает). Извините, конечно, но я никогда не считал себя человеком ниже сортом, чем наши правители. Я с 68-го года в Кремле, и мимо меня проходили все: и президенты, и короли...

    — То есть вы непростой парень?
    После того как прокурор Юрий Скуратов неудачно попарился в бане, он стал одной из самых одиозных политических фигур
    После того как прокурор Юрий Скуратов неудачно попарился в бане, он стал одной из самых одиозных политических фигур


    — Вот именно. Так долго работая на самом верху, я понял, что это не какие-то боги, не уникальные личности, а простые обычные люди, которые хотят и писать, и какать, и водку пить, и трахаться, хотя и изображают из себя супервеликих. Взять хотя бы нашего бывшего президента... Нам, конечно, свойственно создавать себе кумиров и обожествлять их, но я был нормальным, земным и сознавал: все остальные — точно такие же.

    — В 94-м году Россия развязала жуткую войну в Чечне. В чем состояла ошибка власти, что надо было сделать не так?

    — Не cледовало вообще боевые действия начинать! Я неоднократно беседовал по этому поводу с Ельциным и доказывал ему, что нельзя воевать с мусульманами: мы уже показали себя, когда влезли в Афганистан — до сих пор выпутаться из него не можем.

    — Вы это видели своими глазами, когда служили в личной охране Бабрака Кармаля?

    — Да, поэтому и утверждаю: навязать что-то силой оружия им невозможно. Эти ребята — фанатики, а тут тем более ваххабиты: с ними лучше всегда договариваться. Они же не стремились нашу территорию захватить, не предъявляли ультиматумов: просто просили дать им свободно жить — вот и надо было пойти навстречу. У центра ведь были подписаны хорошие договора с Татарстаном об экспорте их продукции, в частности, нефти, на паритетных условиях. Почему Казань процветает? Потому что ей создан особый режим благоприятствования. Ну и слава Богу — зато накал национального вопроса снижен на много градусов.

    Примерно того же просил и Джохар Дудаев — нормально, мирно, но, к сожалению, у нас было античеченское лобби и действовало оно по старой пословице, когда вор громче всех кричит: «Держи вора!». Кого я конкретно имею в виду? Главу Администрации Ельцина Филатова, главу Московского УФСК (Управления федеральной службы контрразведки.Д. Г.) Савостьянова, которому почему-то поручили Чечню... Он приходил ко мне чуть ли не через день. «Женя, — я спрашивал, — чего это ты взялся за Грозный? Что, у тебя в Москве, в области дел нет?». Я понимал, что у них чисто нефтяные возникали вопросы — все упиралось в легкие бабки.

    Чеченцы хорошо знали, к кому подъехать, знали, кто подонок и на содержании у Гусинского состоит... У «Моста» же (структуры Гусинского.Д. Г.) с Савостьяновым был договор — вот они и использовали чиновника, который до этого в жизни ничем не руководил. Самый большой пост у него был — чаеносец московского мэра Гаврилы Попова. По своей специальности как инженер-геофизик он никогда с должности рядового инженера не продвинулся бы, а став большим демократом, когда ему доверили тезисы для Гаврилы Харитоновича сочинять, возомнил себя вдруг великим. После этого был назначен главой КГБ Московской области — конечно, его на корню купили...

    Именно эти люди докладывали президенту, что происходит в Чечне, как там идут дела. Чуть где Дудаев плохо о Ельцине отозвался, тут же трансформировали это, сгущали краски и передавали Борису Николаевичу, зная его слабые стороны, в частности, мстительность. Когда его оскорбляли, для него это был острый нож, и простить такого он просто не мог. (Правда, нынешние в этом плане отличились, по-моему, еще больше).

    Мы как могли Ельцина уговаривали — я и первый вице-премьер Сосковец. Однажды застал Олега стоящим перед ним на коленях: «Борис Николаевич, умоляю, не надо с Чечней воевать». (Я, кстати, за точность того, что вам говорю, ручаюсь — еще никто на меня в суд не подал и написанное топором не вырубил).

    И вот нас: меня и Сосковца — эти придурки (Филатов, Савостьянов и иже с ними) обозвали партией войны. Нас — тех, кто был категорически против этого блицкрига! К счастью, и Дудаев, и его окружение, и нынешнее руководство Ичкерии — все знали, какова наша позиция. Почему у меня никогда с чеченцами нет проблем, почему они в расстрельные списки меня не вносили, хотя там многие: и Ерин, и Грачев, и Барсуков? Да потому, что знали: мы были против кровопролития.

    Я три раза с первым помощником Дудаева (фамилию забыл, что-то типа Сулейманов) встречался, и запись нашего разговора была распечатана, то, что нужно, подчеркнуто. Понес ее Ельцину: «Почитайте — вот что они хотят. Никто воевать не рвется — вас в заблуждение вводят!». Нет, он срочно вызвал Пашу Грачева: «Чтобы к среде был готов план боевых действий». Вот подай ему план — и все тут! Мне потом говорили, что ребята в Генштабе, которые все это разрабатывали, ночами не спали, но такие вещи наспех не делаются, тем более когда столько оружия там оставили.

    Коржаков на связи. «Родина слышит, Родина знает...»
    Коржаков на связи. «Родина слышит, Родина знает...»
    — Армия же и оставила!

    — Ну конечно! До сих пор не знаю, кто в этом виноват больше: то ли Грачев, то ли бывший министр обороны СНГ Шапошников, или, может, таким было решение парламента (тогда еще Верховного Совета)? Я понимаю, что очень трудно вывозить со складов оружие, когда вокруг беснующаяся толпа. Только попробуй тронуться с места у них на глазах — они будут ложиться под грузовики и требовать: «Оставьте все нам — будем себя защищать». Наверняка пришлось бы это оружие применить, вне всякого сомнения, пролилась бы кровь, поэтому я понимаю тех, кто занимался у нас этим вопросом... Думали, видно: черт с ним, оставим, лишь бы не воевать.

    Несмотря на это, было принято решение о начале военной кампании, причем на заседании Совета безопасности присутствовал Калмыков, тогдашний министр юстиции. Будучи убежденным противником бойни, он тут же поехал к Дудаеву и в подробностях рассказал ему, что планируется, вплоть до часов: как, где, когда... Полный идиотизм: наши стратеги ведь в курсе были, куда он отправился и что чеченцы полностью осведомлены. Надо было переменить план — к чему, спрашивается, так торопиться? Нет, «я так хочу — и все!». Потом Ельцин, конечно, каялся перед народом: «Это моя ошибка!»... Действительно, это самый страшный в его жизни грех, но он за содеянное не ответил — в прекрасных условиях, путешествуя по всему миру, дожил до спокойной смерти.

    — Сколько людей с обеих сторон погибло в Чечне?

    — Я точных цифр не знаю.

    — Но речь идет о десятках или сотнях тысяч?

    — Лучше говорить не сколько погибло, а каковы потери, потому что, если считать убитых на поле боя — это одно, а вот потери — другое: имеются в виду погибшие вместе с ранеными. Допустим, человек по дороге в госпиталь умирает, на операционном столе или когда его выписали инвалидом...

    — Как, расскажите, вам удалось взять в заложники президента Чечни Яндарбиева?

    — Это произошло накануне президентских выборов-96, когда уже не было в живых Дудаева, — решили провести с чеченцами переговоры, чтобы действия их полевых командиров не мешали нормальному выборному процессу. Ельцин пошел на то, чтобы принять чеченскую делегацию в Кремле, о чем еще Дудаев мечтал, но выбрали для этого самый непрестижный зал. Шеф очень долго прикидывал, как сесть, чтобы не быть с Яндарбиевым на равных.

    — Тот и папаху, я помню, снимать не хотел...

    — Ради Бога, никто его и не заставлял — они все были в папахах, но Ельцин сел, как пахан, во главе стола, а делегации — по левую и правую руку. Он не расположился напротив Яндарбиева, как равный с равным (был категорически против этого), а чеченцы хотели, чтобы протокол, положенный при встрече двух президентов, был обязательно соблюден. Помните, как Яндарбиев бросил ему: «Не так сидите!»?..

    Борис Николаевич всегда придавал рассадке большое значение...

    — В выпусках новостей я видел, что когда чеченцы начали возмущаться, вы подскочили к столу...

    — Так они же злые были, как черти.
    Чеченская делегация в Кремле. Справа — президент Чечни Зелимхан Яндарбиев. «Во время переговоров Ельцин долго прикидывал, как сесть, чтобы не быть с Яндарбиевым на равных»
    Чеченская делегация в Кремле. Справа — президент Чечни Зелимхан Яндарбиев. «Во время переговоров Ельцин долго прикидывал, как сесть, чтобы не быть с Яндарбиевым на равных»


    — И вы, если что, Яндарбиева бы ударили?

    — Без всякого сомнения. Хм, а чему вы так удивляетесь? Извините, но если моему президенту кто-нибудь угрожает, пусть и другой президент, — какая разница! — я должен принять меры.

    — Вы не боялись яндарбиевской свиты?

    — Еще чего! Не хватало, чтобы на нашей территории гости вели себя по-хозяйски.

    — Нейтрализовали бы Яндарбиева кулаком или...

    — Не знаю: схватил бы, и все. Дело в том, что он сначала такой был горячий (или показывал горячность), а потом, когда злющий Ельцин поднялся и ушел: «Ну, вы тут разговаривайте...», успокоился.

    На время визита им предоставили загородный особняк: с охраной, банями и отличной кухней — по полной программе!

    — Девчонки там тоже были?

    — Девчат не предлагали, но если бы они захотели, можно было договориться с официантками... До этого не дошло — после того, как помылись в бане, они напились. Все ведь в лесу, в лесу жили, а тут им такие условия создали: кровати шикарные, белые простыни, бильярдные, кинозал...

    — Они расслабились, а в это время...

    — ...а в это время я с Ельциным переговорил. Мы уже давно готовились в Чечню полететь — просто удобный момент искали. «Давайте-ка завтра утром, — предложил, — лучшего шанса не будет. Только с одним условием, Борис Николаевич: об этом знаете вы, я... Сейчас вызову Барсукова, Грачева, согласую с ними детали — и все: администрации — ни гу-гу!». Он согласился, и хотя потом сам позвонил Немцову (у них еще раньше была личная договоренность), Илюшин, первый помощник, этого не знал, премьер Черномырдин тоже. Понимаете, как было?

    К тому времени мой спецназ уже две недели находился в Чечне, поэтому мы по нормальной закрытой связи договорились, чтобы там было все обеспечено: маршрут, точки пребывания, программа... Потом мне рассказывали, что когда мы оказались в Чечне, Илюшин прямо в машине ногами топал, сходил...

    — ...под себя?

    — Нет, с ума после того, как узнал об этом по радио. Как это так — президент в Чечне, а его, первого помощника, не предупредили?

    — А что Яндарбиев?

    — Этот по-своему обалдел, ведь их из особняка не выпускали — продержали там, пока мы не вернулись обратно. Они поняли, что их надули.

    «И ЗЮГАНОВУ, И ЖИРИНОВСКОМУ, И ЯВЛИНСКОМУ Я ГОВОРИЛ: «РЕБЯТА, МЫ НИКУДА ВАС НЕ ПУСТИМ И ВЛАСТЬ НЕ ОТДАДИМ»

    — Какой рейтинг популярности был у Ельцина перед президентскими выборами 96-го года?

    — Четыре процента.

    — И вы с таким показателем народной «любви» собирались его все-таки снова протащить в президенты?

    — Хм, а что значит протащить? Вообще-то, я выполнял команду, а кроме того, у нас не было альтернативы: мы должны были или выиграть, или бы все преобразования свернулись... Поэтому и Зюганову, и Жириновскому, и Явлинскому я говорил: «Ребята, мы никуда вас не пустим и власть не отдадим», но вместо того, чтобы так потешно выигрывать выборы, лучше было на пару лет их перенести. Зачем? Чтобы Ельцин назначил себе преемника: Сосковца или еще кого бы он там решил — того подготовили бы...

    Фото Александра ЛАЗАРЕНКО
    Фото Александра ЛАЗАРЕНКО
    — Это правда, что победителем избирательного марафона стал Зюганов?

    — По некоторым данным, так и есть, но как узнать наверняка? Работала комиссия, выявила массу нарушений... Конечно, больше всего их было в команде Бориса Николаевича — это однозначно, потому что там денег крутилось немерено, но и у других тоже нашли, просто в гораздо меньших масштабах. Формально снимать с дистанции надо было всех...

    — Говорят, что, даже де-факто выиграв, Зюганов все равно не хотел стать президентом — открещивался от этого, бедный, как мог...

    — Я повторю: он был напуган событиями 93-го года и боялся, что с его приходом что-то в стране начнется. Пусть лучше, мол, все остается, как было, и он продолжит борьбу в оппозиции, чем новый передел собственности.

    — В рамках предвыборного тура «Голосуй или проиграешь» Борис Ельцин проехал по огромному количеству регионов, и в каждом его ждали «домашние заготовки» — встречи с избирателями, народные забавы, танцы (если можно назвать это так) из последних сил под песни удивленного Жени Осина... По-человечески Ельцина было жаль, но недавно я прочитал в вашей книге об изнанке этой совершенно сумасшедшей кампании. Даже предположить не мог, как вел он себя в узком кругу...

    — Ну, замашки-то царские у него прорезались частенько...

    Вспоминаю Астрахань. В тот день состоялась очередная встреча с избирателями, после которой мы отправились на Волгу. Там специально был уже заброшен невод, полный осетров и другой рыбы, — Борис Николаевич должен был изобразить, что вместе с рыбаками вытаскивает золотую рыбку.

    Если бы делалось все по-нормальному, никаких проблем: стой на сухом и тащи себе там, где место определили. Знаете (улыбается), как обычно на похоронах коммунистических вождей гвардейцы несли перед Мавзолеем гроб, а члены Политбюро только держались за ручки, чтобы самим не упасть? Так и здесь — ему надо было лишь уцепиться за невод: нет, решил показать народу, какой молодец, и полез в воду... Естественно, за него все равно чего надо словили — он только ботинки свои намочил, искорежил... Потом, как водится, пойманных осетров обмыли, сделали икру-пятиминутку, попробовали, что это за деликатес царский (как по мне, просто свежая икра), — и в вертолет. Взлетели, и тут Борис Николаевич ногу в своем земляном ботинке (тот был в мокром песке, как котлета в панировочных сухарях) на стол выставил. Поддал же, а выпивший человек чувство меры теряет, сразу культурка уходит куда-то.

    Картина еще та... Рядом с ним астраханский губернатор сидит, а напротив человек пять: Илюшин, шеф протокола, Корабельщиков, который тогда помощником был, замгубернатора и я. Короче, шеф ногу бабах — показывает, какой у него, дескать, грязный ботинок, а почистить никто не хочет. Я сразу же отвернулся, а Ельцин на меня недовольно глядит: вот ведь какой, даже глазом не повернет, ухом не пошевелит... Начал мне что-то обидное говорить.

    — Кто-то пошевелил ухом?

    — Я ноль внимания — твои, мол, проблемы, и тут он заорал так, что летчик чуть не спикировал: «Адъютант!!!». В свое время я ввел эту должность, чтобы избежать эксцессов по части того, кто наденет ему пальто и зашнурует ботинки. Адъютант и портфели за ним таскал, и помогал обуться — когда он большое пузо носил, сам это сделать не мог (хотя иногда все же его спускал, по-разному было). В общем, Толя Кузнецов пришел, снял с него ботинки, отдал официанту почистить.

    — Бедный губернатор — представляю, каким шоком для него это стало...

    — Тем более что он-то из демократов был... Ельцин поставил его на эту должность, когда губернаторов еще не выбирали, а назначали, и вот человек увидел истинно «демократического» президента.

    Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

    «...Поездка в Волгоград была, наверное, единственной, когда мы полностью выполнили программу. Мэр города прием организовал замечательно, а вечером предстояла очередная ответственная встреча с ветеранами — ее сценарий досконально расписали в Москве аналитики из группы Чубайса — Дьяченко. Посмотрев, правда, текст, приготовленный Ельцину для озвучивания, я подумал, что его сочинили обыкновенные фашисты, чтобы надругаться над мужеством и священной памятью тех, кто выстоял в страшной Сталинградской битве.

    Дело в том, что одно из волгоградских оборонных химических предприятий под Ахтубой после конверсии начало выпускать фаллоимитаторы. Изделия эти не пользовались у населения спросом, вследствие чего завод бедствовал и не выплачивал зарплату работающим там ветеранам. В кабинете Чубайса придумали, как из столь щекотливого положения Ельцину следует выйти. Он должен был пошутить: дескать, даже я, Президент России, знаю, что вместо денег вам дают зарплату фаллоимитаторами, но вы еще такие крепкие, что вам эти искусственные мужские достоинства ни к чему.

    Согласно задумке политтехнологов, ветеранам следовало попадать от смеха со стульев. Я сохранил этот текст на память как образец высокопрофессиональной деятельности тех, кто выбирал Ельцина не сердцем, а... имитаторами».

    «...Весной 1996 года, в разгар предвыборной гонки, он приехал в Архангельск для общения с местными жителями. Как обычно, подобные встречи шли по заранее отрепетированному сценарию — так было и на этот раз. (Татьяна тогда впервые выехала с папой на мероприятие подобного уровня в качестве пока еще «внештатного советника» и члена Совета по выборам президента Ельцина без обязанностей).

    Все шло более или менее нормально, пока Борис Николаевич не выпустил «джинна из бутылки». Впав в привычное лирическое полузабытье, глава государства тут же забыл и о пресловутых записках, и о том, где он вообще находится. Результатом стало его обращение к архангелогородцам, начавшееся со слов: «Здравствуйте, дорогие... астраханцы!», после чего президент успел мудро поразмышлять в микрофон о том, что, дескать, добываемая в области черная икра — тоже неплохая валюта и негоже жаловаться, что жизнь в области — не сахар. После такого выступления, ощущая, что тысячная аудитория работников местного Целлюлозно-бумажного комбината, где и происходила судьбоносная встреча, зримо впала в транс, запутавшегося в российских меридианах и параллелях кандидата в президенты пришлось просто «оттирать» от микрофона. Иначе он вполне мог бы начать рассуждать и о том, что в области в этот раз, например, явный неурожай хлопка...».


    (Продолжение в третьей части)










    © Дмитрий Гордон, 2004-2013
    Разработка и сопровождение - УРА Интернет




      bigmir)net TOP 100 Rambler's Top100