Я люблю тебя, Жизнь,
      и надеюсь, что это взаимно!






Эдуард ЛИМОНОВ



— Как представитель чрезвычайно редкого человеческого типа я вниманием масс-медиа не обделен: прес-конференции, презентации, комментарии, но, ответив на вопросы журналистов, не утруждаю себя изучением того, что в результате получится. Перечитывать собственные мысли ни времени, ни желания нет (до такой степени манией величия не страдаю): даю интервью, а потом бросаю их на произвол судьбы. Для меня они просто не способ высказаться (для этого существует литература), а возможность докричаться до максимального количества граждан.

Большинство телепередач я вообще игнорирую, но Дмитрий Гордон разыскал меня в Москве в то время, когда я был в Украине персоной нон грата. Пока мы беседовали, ловил себя не раз и не два на мысли, что эту программу, возможно, увидит моя мать Раиса Федоровна, которую я не мог навещать несколько лет (меня даже на похороны отца не пустили!). Мама уже в неважном была состоянии, но, если посмотреть передачу сама не смогла, наверняка ей о ней рассказали, чтобы за сына порадовалась. Как бы то ни было, после выхода этой программы, а затем интервью в «Бульваре Гордона» в свет она прожила полгода.

Когда украинская власть вдруг смягчилась и отменила запрет на въезд, я смог после восьмилетнего перерыва попасть в Харьков, пройтись по его улицам, и знаете, что меня ошарашило? Известие, что из одиннадцати мальчишек нашего класса в живых осталось лишь трое. Прочие до шестидесятипятилетия не дотянули, а ведь, когда я отправился в Москву, а потом за океан навязывать себя миру, меня называли сумасшедшим, авантюристом, глупцом. Оказывается, мной двигал инстинкт самосохранения, хотя я почему-то уверен: даже если бы дома остался (трудно такое представить, но предположим), все равно выжил бы. Может, сейчас был бы заметным человеком в украинской политике, устраивал бы ей регулярные встряски...

Живучесть заложена во мне генетически — все-таки род у нас крепкий. Так, например, бабка моя Вера Борисенко умерла в девяносто пять лет, отец с матерью — в восемьдесят шесть, тоже в приличном возрасте. Слава Богу, я до сих пор в превосходной форме: душевной, физической, творческой. С восемьдесят первого года не курю, ем только раз в день — мне достаточно, а пять войн, эмиграция и тюрьма впрыснули в мои жилы хорошую порцию адреналина: возвращаясь оттуда, я ярче, сочнее воспринимал жизнь.

Женщины, разумеется, тоже дают немало: всякий раз, когда появляется новая любовь, человек обновляется (Дмитрий, не забывай об этом!). Единственное, в чем исповедую постоянство, — это процесс творчества. Никаких компьютеров! — я ни за что бы не отказался от пишущей машинки, на которой отстучал многие свои романы, но в тюрьме привык кропать ручкой и теперь не хочется отвыкать: мало ли как все повернется.

Чтобы заставить литераторов всех мастей ахнуть и почернеть от зависти, я не нуждаюсь в допинге: ни в алкоголе, ни в наркоте... Хорошее утро, солнце — этого вполне достаточно. Даже в камере ежедневно садился на шконку и писал. Голова и руки имеются — ничего больше не надо! Как бы ни ярились недоброжелатели, я уверен, что мои сорок четыре книги способствовали развитию и, таким образом, могуществу хомо сапиенс, и интервью, помещенное в лежащую перед вами книгу, тому еще одно подтверждение.

Кстати, когда я был журналистом (до сих пор остаюсь им, но уже не таким активным), как и Дмитрий Гордон, стремился писать о наиболее интересных личностях, вот только жанр предпочел другой. Меня неизменно притя¬гивал экстрим: не замазывание, не лакировка действительности, а материал, добытый с боем, а то и риском для жизни. Люди — я это понял! — ищут правду, а она чаще всего неприглядна, а то и гнусна. Когда журналисты улыбаются и говорят обо всех хорошо, когда пишут то, что нравится окружающим, — это, по-моему, не журналистика, а шоу-бизнес, хотя, если бы мне заказали кого-то воспеть за достойное вознаграждение, не отказался бы: деньги-то всем нужны. Жаль, таких предложений ни разу не получал.

В Украине я не написал ни одной книги (и вряд ли уже напишу), не совершил ни одного преступления против режима, не родил сына... Сегодня с «ненькой» меня связывают лишь родительские могилы и квартира, которую унаследовал. Не так уж и мало, если учесть, что в Москве у меня своего жилья нет, а богатые спонсоры обеспечить лучшего российского писателя крышей над головой не спешат...

Квартиру, наверное, придется продать — не переселяться же мне в Харьков на ПМЖ: что буду делать там, на убогой окраине? Моя жизнь здесь, в столице нашей Родины — бедной России, и не надо стращать тем, что скоро земляки-харьковчане будут читать меня в переводе на украинский, потому что стараниями нынешней власти напрочь забудут русский. Меня это совершенно не расстраивает: лишь бы читали...

Сейчас я как раз закончил книгу стихов, но этот поэтический всплеск совершенно не связан с последними переменами — имею в виду разрыв с моей пятой женой Екатериной Волковой. Развода пока нет, а вот новая девушка двадцати трех лет от роду уже появилась. К интересу, который публика проявляет к моей судьбе и к моим женам, я отношусь нормально (придет время, и их будут еще изучать в школах!), но словосочетания «молодая муза», «подарила вдохновение» и прочая слащавая белиберда раздражают... Мне вдохновение из чьих-то рук ни к чему — его и так у меня хоть отбавляй.

Ей-Богу, не умею говорить высокопарно, но Дмитрий Гордон уже на том журналистском (да и человеческом) этапе, когда совершенно не важно, будет выходить его программа на телевидении или нет, будет издаваться газета «Бульвар Гордона» или нет, появятся, в конце концов, его интервью в книжном варианте или нет... Они уже в сознании миллионов людей и останутся там, несмотря ни на что. Не только рукописи не горят!

...Недавно мне привезли из Парижа любительскую съемку 1986 года — ее сделал приятель, когда был у меня в гостях. Удивительно это видеть двадцать два года спустя! Я, кстати, нашел себя абсолютно идентичным своим представлениям: каким воображал по воспоминаниям и рассказам того периода, таким и оказался. Жаль, конечно, что всего этого были лишены Львы Толстые и Достоевские — у них возможности заглянуть в прошлое не было, но ничего не попишешь...

Мне эта пленка чрезвычайно нравится — просматриваю ее довольно часто. Кто знает, может, с таким же любопытством я когда-нибудь буду смотреть и беседу с Дмитрием.

Из предисловия к книге «Без ретуши и глянца» (2009)










© Дмитрий Гордон, 2004-2013
Разработка и сопровождение - УРА Интернет




  bigmir)net TOP 100 Rambler's Top100