— С ним как с депутатом в Верховном Совете Беларуси я познакомился и скажу даже точно, когда: в 90-м году.

 

 

— Убогое — он так лебезил... Не передо мной, а перед Гончаром у меня на глазах — Виктор Иосифович красивый у нас был, образованный: с отличием школу окончил, юрфак — непростой человек. Не хочу сказать, что был с ним всегда солидарен, расхождения у нас большие имелись...

 

 

— Да, он пост вице-премьера по социальным вопросам занимал, и хотя слов там было больше, чем дела, говорил красиво — Лукашенко ему страшно завидовал. Он смог этих людей — Булахова, Лебедько — в свою команду привлечь: мол, ребята, давайте действовать вместе, я вашу волю выполнять буду, а те понимали, что у них крутизны не хватит, — вернее...

 

 

— ...наглости. Понимаете, у них стеснительность была какая-то, они в каких-то ситуациях очень бессовестно действовать не могли, а этому все равно.

 

 

— Не знаю, и хотя разные ходят слухи, такого у меня в фактологии нет.

 

 

— Думаю, что мог, но когда в президенты он баллотировался, какие-то разумные люди учуяли, что это продолжение старого политического строя сулит...

 

 

— Нет, белорусская номенклатура, которая заодно с российской была (это единое целое — за спорадическими, единичными исключениями расхождений здесь не было). Они подумали: на кой черт нам этот крепко пьющий Кебич? — хотя сначала всем своим ресурсом его поддерживали, и он убежден был, что продолжаться это будет долго, но Вячеслав Францевич действительно пил беспробудно.

 

 

— Да, этот вообще не в ту сторону тянет...

 

 

— Ему больше Европа нравится, чем Россия, но это правда — только не подумайте, ради Бога, что сама страна мне не по душе. У меня жена русская, я вообще русских людей люблю, но Европу понимаю лучше. Политически Россия до нее, увы, не доросла — это по целому ряду примеров очевидно. Многие лица просто свое положение высокое потеряют, если по-европейски поступать станут, поэтому они себе этого не позволяют.

 

 

 

— Все, что я сказал, правда, а теперь давайте по пунктам. Первое: он невежда и хам — а как еще назвать человека, который, вручая орден Франциска Скорины, заявил, что тот по Санкт-Петербургу гулял, хотя наш знаменитый издатель и просветитель за 150 лет до основания этого города умер? Вместо того чтобы прозреть, извиниться: «Затмение нашло», репутацию в этой ситуации как бы спасать, он аккредитации журналиста НТВ Александра Ступникова лишает, который еще в бытность кандидатом в президенты у него интервью брал. В следующий раз Лукашенко «признался»: «Я учился на стихах Быкова».

 

 

— Паша Селин, приличный такой журналист с НТВ, поправить его пытался: «Да нет», а Лукашенко его оборвал: «Писал! Писал!», и заметьте, что происходит... Вот вы про него спрашиваете, а я про окружение говорю. Генерал Чергинец — лучший писатель среди милиционеров и лучший милиционер среди писателей — подтвердил: «Да, Быков писал стихи...

 

 

— Чергинец их знал, даже мне показывал, — то есть способ президента защитить изыскал, пытался позор смыть, но Лукашенко-то точно эти стихи неизвестны. Как же ты, генерал афганский (пусть даже сам на боевые задания не ходил — в крепости где-то отсиживался), такого невежду защищаешь? Но эти люди любую глупость оправдать готовы, чтобы только на плаву, на высоте остаться...

 

 

— Ну какие? — я его в принципе уважать не могу, с удовольствием нелепости показываю, которые он допускает, но беда-то вот в чем. Меня всегда оторопь берет, когда наши экономисты начинают об экономике и «луканомике» рассуждать: мол, чутье президенту подсказало, куда идти нужно. Да что там наши! — российские академики, видные экономисты (естественно, не такие, как Кудрин, Ясин, Чубайс или покойный Гайдар) на академических собраниях своих белорусскую экономику восхваляют. Я им предлагаю: «Ребята, если вы арифметику знаете, давайте подсчитаем» — и всегда один пример привожу, после чего затыкаются все мгновенно.

 

«Смотрите, — говорю, — незадолго до прихода к власти Лукашенко взамен одного советского рубля два появились: российский и белорусский, которые одинаковую цену имели (какие-то небольшие различия могли быть естественными причинами продиктованы). Сегодня, после 20 лет его правления, за один российский целковый 280 белорусских дают, но в Белоруссии деноминация была 10-кратная, значит, он уже в 2800 раз сильнее белорусского, обесценивание которого продолжается».

 

 

— Да, а ведь это один из важнейших, в общем-то, показателей состояния экономики. В Беларуси все это время негласный инфляционный налог существует, который только терпеливое белорусское общество терпит, — такого нигде нет!

С писателем Василем Быковым, на «стихах» которого «учился» Лукашенко, и поэтом Нилом Гилевичем, 1992 год

 

 

— Нет.

 

 

— Очень давно — на сессии Верховного Совета, наверное, когда тот еще был (после референдума 1996 года упразднен, а его полномочия поделены между президентом и Национальным собранием. — Д. Г.).

 

 

— Нет, никогда — он же, как я уже говорил, поступил мудро: своим указом мою пенсию «за особые заслуги перед белорусским народом», решение о которой было парламентом принято, на уровне ноября 97-го года закрепил.

 

 

— 3200 белорусских рублей или 11 российских — это 35 центов.

 

Между прочим, моя теща и свою пенсию, и мою получает — эти 3200 рублей: у меня и справка есть, подтверждающая, что мне именно столько положено. Со мной поступили незаконно, антиконституционно, но никто у нас этого не признает — все! (в ладоши хлопает).

 

 

 

— Понимаете, Александр Григорьевич очень российскому президенту как политик, как политический деятель, подходит, и наш строй Владимира Владимировича весьма устраивает, но ясно, что как человек никаких других чувств, кроме отвращения, испытывать к Лукашенко Путин не может.

 

 

— Конечно, и по Назарбаеву видно... Как бы там ни было, и российский, и казахский президенты — люди по-настоящему образованные, в какой-то там области специалисты, да и жизнь потом многому их научила. Лукашенко же — вопиюще невежественный: по специальности историк, но я вам уже говорил, какие он даты может путать, — это позорное воплощение провинциального белорусского образования!

 

 

— Думаю, — это сейчас уже видно! — вряд ли, потому что Европа трещать начинает... Если бы она этого одиозного руководителя не спасала, его бы давно не было.

 

 

— По глупости европейской, и я сейчас объясню, что происходит. В Европе на высших этажах власти демократические процедуры соблюдаются, но реальные рычаги управления в руках чиновничьего аппарата находятся. Европарламентарии, как и конгрессмены в Соединенных Штатах Америки, уступают ему по всем статьям: во-первых, не так умны, а во-вторых, когда им на смену новоизбранные приходят, бюрократия в своих кабинетах остается. В отличие от Европарламента, требующего против Лукашенко новых санкций, чиновники Евросоюза сегодня на диалог с ним настроены. Это очень мудрые люди (которые, в общем-то, и принимают решения), но что такое Беларусь, им невдомек — ну не способны они своими европейскими мозгами понять, как конкурентов человек может физически, без суда и следствия, унич­тожить...

 

 

— Юрий Захаренко, бывший министр внутренних дел (он в президентской команде был), исчез бесследно, Виктор Гончар, бывший вице-премьер, председатель Центральной избирательной комиссии, — тоже, а это наиболее харизматичные политики были. Кое-кто при определенных обстоятельствах помер, оператор ОРТ Дмитрий Завадский исчез, а Лукашенко сразу же проговорился, фактически признал, что криминальные авторитеты белорусским режимом физически уничтожены были — у меня запись этого выступления есть. Я ее хранил, первую книжку «Неокоммунизм в Беларуси» издавая: мол, если ты спорить будешь, вот тебе, но претензий никто мне не предъявил.

 

 

 

... Лукашенко преступник! 31 мая 2013 года, председатель Европарламента Мартин Шульц сказал: «Мы не можем иметь с этим человеком дело, поскольку руки у него в крови». Кто бы позволил так о себе отзываться? — но Лукашенко любое обвинение стерпит, и это тоже, а помните, как, раскритиковав его подход к вопросам интеграции России и Беларуси, Путин сказал: «Мухи отдельно, котлеты отдельно»? Вы представляете, чтобы западный политик или кто-то из восточноевропейских, например, Ион Илиеску (румынский президент в 1990-1996, 2000-2004 годах. — Д. Г.), выразился подобным образом о Лехе Валенсе, Александре Квасьневском или еще ком-нибудь? Это совершенно недопустимо, а Лукашенко как хочешь крой — ему все нипочем: так же все унижения он терпел, когда за водкой его более яркие, авторитетные в Верховном Совете люди, в том числе и Гончар, посылали...

 

Я как-то вынужден был Лукашенко, тогда скромного депутата-агрария, к себе домой пригласить — как раз жена уехала... Почему? Накануне он в Верховном Совете ко мне подошел. «Слушай, — сказал, — ты машину не лучшим образом поставил — давай я ее перегоню». Я ему ключи от «жигулей» моих дал, и он исчез: прихожу — у меня свежих огурцов полный багажник. «Ничего себе», — думаю, а я как-то говорил ему, что, в общем-то, огурцы солю.

 

 

— Нет, тогда еще предводителем Верховного Совета я не был, и Гончару, которого пригласил в гости, обмолвился: «Слушай, надо и его позвать, а то неудобно — он же такой подарок мне сделал. Во всяком случае, и огурцы тоже применим» — было такое дело.

 

 

— Ничего, посидели... Лукашенко же на Гончара буквально молился, уверял, что в огонь и в воду за ним, а тот реагировал на это величественно. Точно так же, кстати, как Анатолий Лебедько, один из нынешних лидеров оппозиции... Довольно разумные люди, они почему-то в политическую волю Лукашенко поверили — как, впрочем, и многие другие, чьи фамилии мог бы я перечислить: представляете, каким их прозрение было? Помощник президента Дмитрий Булахов, например, от расстройства спился потом и помер, а почему Захаренко и Гончар исчезли? Кто-то мудрый, на уровне суперспецслужб, посоветовал Лукашенко кое-кого убрать: тогда, дескать, ты главным спокойно будешь — он так и сделал.

 

 

— Ну, он немножко смешон.

Дмитрий Гордон, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук. «Дряхлости боюсь не физической, а умственной...»

 

 

 

— Ну, чистота и порядок у нас всегда были, дорог довольно много при советской власти построили, и этот процесс продолжается... Понимаете, в чем дело: в рамках нынешней политической системы люди гораздо лучшим способом выживают, чем можно было при Советском Союзе, потому что какое-то, пусть фрагментарное, проявление частной инициативы позволено плюс совершенно безжалостное уничтожение тех, кто в чем-то от предписанных им правил отступил. Вот у нас с директором компании «Пинскдрев» так было, еще с кем-то — как только Лукашенко, толком не разобравшись, в чем дело, от человека отворачивается, того отбрасывают, кроме того, не сравнивайте нас с Россией — даже с Украиной. Почему? Потому что в России есть что красть, и большого ума там не надо: воруй и живи, благоухай, только позаботься, чтобы тебя за это не осудили.

 

 

— Своего в нашей стране нет, его из Украины привезти нужно, а там это определенным образом оплачено, и куда вы потом лишний асфальт денете?

 

 

— Она есть, но с российской и украинской совершенно несоизмерима.

 

 

— У нас советская власть в худшем ее варианте, потому что местного самоуправления нет — вообще, то есть никакой роли Советы на местах не играют, и власть там демократическим образом не избираема даже формально.

 

 

— Вы только что спросили, нравится ли мне Беларусь, а я ее любил, люблю и любить буду... Вот как близкого родственника, который может в плохом состоянии быть, в хорошем, но неизменно вправе на твою помощь рассчитывать. Выход всегда есть, и я, например, множество интересных занятий для себя нахожу — к счастью, кое-что делать еще умею.

 

В последнее время все чаще черчиллевские слова вспоминаю: «Отличие государственного деятеля от политика в том, что политик на следующие выборы ориентируется, а государственный деятель — на следующие поколения».

 

Мне 79 лет, но дряхлости боюсь не физической, а умственной и, когда в Варшавском университете курс лекций по политологии читаю, а потом у меня 30 человек курсовые работы по этой тематике пишут, счастлив — кое-чем их, значит, заинтересовал. Я им рассказываю, как источники искать, не ограничиваться интернетом советую... Слушайте, они то находят, чего я не нашел, и мне их работы истинное удовольствие доставляют.

 

 

— А он так и сделал — в моем паспорте штамп «невыездной» стоит, но меня изолировать трудно. Ездить в другие страны через Россию начал, а, к приме­ру, в Соединенные Штаты Медаль Трумэна-Рейгана получать через Вильнюс летал, куда сначала на автомобиле приехал. Вместо 180 километров 750 за рулем намотал, а потом выяснилось, что в запрете на выезд (признать, что это антиконституционно, они не могли) сбой компьютерной системы МВД якобы виноват.

 

Есть, правда, у нас порода людей, которым в лицо плюй, а они говорят, что дождик идет. Министр обороны Леонид Мальцев перед студентами мединститута в переполненном выступал зале, Лукашенко, который тут же сидел, показалось почему-то, что оратор пьян, и он заявил: «Перед вами выступал бывший министр обороны» (по свидетельству очевидцев, Мальцев стоял на ногах твердо, пока не глотнул из стоявшего перед ним стакана с водой — тут его и повело, что, по словам специалистов, после небольшой дозы клофелина бывает. — Д. Г.). Дескать, как тот выйти на трибуну пьяным посмел? — гнать его, негодяя, в шею! Потом оплеванный Мальцев буквально на брюхе к нему приполз, прощение вымолил — и, глядишь, опять министр обороны, то есть президент величественно его простил...

 

С бывшим депутатом Александром Куличковым мы в одном подъезде живем, и иногда я с ним вижусь. «Слушай, — говорю, — ты так удачно лижешь, только еще ниже надо». Он губернатором Могилевской области был, на неплохом счету находился, и вдруг во время прямого эфира Лукашенко публично в экономических нарушениях его обвинил, после чего, не дав возможности ответить, оправдаться, распорядился: «Прошу этого бывшего губернатора убрать», после чего охрана немедленно с совещания того выбросила. Изгнанный с позором чиновник переждал год опалы и каяться стал — был помощником президента назначен, потом министром торговли... Для меня это в какой-то мере трагический случай: сын у Куличкова — приличный во всех отношениях парень, мне приятно его видеть, но папа... Я горжусь тем, что предки мои никогда не унижались (из прошлого всех, кого мог, перебрал — к счастью, такого не было), и в жизни у меня цель — чтобы моим детям и внукам не было за меня стыдно.

 

 

— Просто у меня оно есть!