Народную артистку России Татьяну Догилеву все знают как непоколебимую оптимистку, а ее признание, что с возрастом оптимизм уходит в песок, воспринимают как обычное женское кокетство. Действительно, со стороны всенародная любимица выглядит такой же жизнерадостной, энергичной и яркой, и разве скажешь, что она переступила черту, за которой примы уже не празднуют дни рождения, а горечь, вызываемую неумолимым календарем, глушат утроенной дозой — и не обязательно работы?

Танина жизнь — воплощение мечты, но не голливудского, а советского разлива. Девочка рано поняла, что рассчитывать в этой жизни может лишь на свои силы: папа с мамой, убивавшиеся, чтобы свести концы с концами, на двух работах, не похлопочут, словечко нигде не замолвят... Как тот самый Мюнхгаузен, в фильме о котором Догилевой не позволили сыграть мосфильмовские чиновники, она сама вытащила себя за волосы из трясины обыденности...

В 14 лет Танечку зачислили в студию юного актера при Центральном телевидении, в 15, даже не сказав об этом родителям, она перевелась в школу при Академии педнаук, а спустя год буквально в последний момент передумала поступать в Институт стран Азии и Африки и сдала документы сразу во все театральные вузы Москвы. В четырех ее срезали на первом же туре, а вот в ГИТИС — с пятой попытки! — приняли, и, как выяснилось, не ошиблись. Догилевский энтузиазм и задор пришлись кстати не только на ЦТ, где она когда-то вела программы «Пионерия на марше» и «Отзовитесь, горнисты!», но и на сцене — после окончания института ее пригласили сразу три столичных театра...

Теперь на ее счету множество спектаклей, полсотни кинофильмов и пара десятков сериалов — недаром она с иронией говорит, что была оголтелой актрисой, а окружающие называли ее трудолюбивой стахановкой... Успех, как это часто бывает, хорошенькую головку кружил, и девушку, считавшую себя докой в профессии, слегка заносило на поворотах. Только Догилева могла позвонить Эльдару Рязанову, который в мучениях выбирал героиню из пяти претенденток, и с очаровательной наглостью заявить: «Решайте что-то скорее, а то у других режиссеров я нарасхват», а когда Петер Штайн пригласил ее на роль Электры в трагедии Эсхила «Орестея», она с порога ему брякнула: «Зачем вы на эту дрянь время тратите — давайте лучше поставим Чехова!»...

Увы, ничто не вечно под луной: рухнул Союз, опустели павильоны «Мосфильма», утонул в пучинах рынка кинопрокат, и как раз в это время Татьяна ушла из влачившего уже жалкое существование театра... «У актера участь невесты: не мы выбираем, а нас выбирают», — с грустью вдруг поняла Догилева. Позднюю незапланированную беременность (Таня родила в 38) актриса восприняла как шанс разрубить узел проблем, но, похоже, он лишь затянулся туже...

Ее коллеги в такой ситуации с головой погружались в семейные заботы, однако этот рецепт — не для Догилевой, которая всегда игнорировала быт и даже обнаружила как-то, что «большую квартиру убирать легче, чем маленькую». Также она утверждала, что словосочетание «писатель и актриса» для ее уха гораздо благозвучнее, чем «муж и жена»...

Поговаривали, что Татьяна много пьет, а когда она появилась на «Кинотавре» с огромным фонарем под глазом и в больших черных очках, в актерских кругах прошел слух, что муж — писатель-сатирик Михаил Мишин ее поколачивает. После чего он стал приезжать на фестивали уже один...

«Я экстраверт, — признается Догилева, — мне нужно выговориться, омыть ситуацию слезами и обсмеять ее, иначе проблема меня сожрет». Есть только одна тема, которой она избегает, — развод, тем не менее по тому, как жадно Таня хватается за любую работу: снимается в сериалах, гастролирует с антрепризой, участвует в реалити-шоу и конкурсах, ведет телепрограмму «Две правды», — многое ясно... Все увереннее Догилева чувствует себя и в режиссуре: поставила уже четыре спектакля, недавно даже сняла фильм, и хотя едва ли не со съемочной площадки угодила с эрозией желудка в больницу, останавливаться на этом не собирается.

Нынче ее низкий с хрипотцой голос звучит не менее сексуально, чем раньше, а вот внешность благодаря хирургам существенно изменилась. «Пластика — это машина времени, которая возвращает тебя в молодость», — смеется актриса. Как говорится, проверено на себе. Кстати, недавно на вручении одной из кинопремий она появилась в сопровождении очень похожего на Михаила Мишина мужчины, которого то ли в шутку, то ли всерьез представила как своего нового мужа. Таня — ягодка опять?


«МЫ С ЮРОЙ СТОЯНОВЫМ БЫЛИ ДВА АБСОЛЮТНЫХ ЩЕНКА. ВОЛЕВЫМ РЕШЕНИЕМ ОТНОШЕНИЯ С НИМ Я ПОРВАЛА»

— Вы, Таня, не только любимая зрителями актриса, но и очень красивая женщина — часто слышите дифирамбы своей красоте?

— Вот с этим как раз у меня большие проблемы: когда была молодой, считалась крайне некрасивой...

— Что значит: была молодой — а сейчас вы какая?

«В детстве особого желания стать артисткой у меня не было, но хотелось чего-то необычного и чтобы много-много ездить»

— Теперь я уже опытная: в молодые не рвусь — каждому свое. Было мнение, что у меня очень тяжелая внешность, — я со скрипом получала свои роли в кино, и лишь когда стала, как говорят, женщиной about forty, вдруг ко мне начали прилагать эпитет «красивая». Тут, у вас в Киеве, я снималась в картине «Восток — Запад» у замечательного режиссера Режиса Варнье, и когда в своей книге он написал «красавица Догилева», я была так потрясена... «Наконец-то, — подумала, — дожила».

Мой партнер по картине «Блондинка за углом» Андрей Миронов человек был очень веселый, жутко меня смешил и рассказал, что у них в Театре сатиры в «Горе от ума» 17-летнюю Софью играла актриса...

— ...под 60?

— Ну, не совсем. Она — с вашего позволения, я не буду фамилию называть — получила эту роль где-то в 25 плюс спектакль шел лет 10... Ну, в общем, никак нельзя было сказать: «В седьмнадцать лет вы расцвели прелестно». Андрей хохотал: «Мы переделали Грибоедова, и я произносил: «В свои года вы расцвели прелестно». Мне эта формулировка вполне подходит: в свои года я расцвела прелестно...

— Мама у вас токарь, папа — слесарь: явно среда не богемная...

— (Смеется). Совсем не богемная.

— И что, так тянуло в артистки?

— Я, если честно, долго раздумывала, откуда такая блажь вдруг взялась. В детстве желания стать артисткой у меня не было — в голове роилось множество планов, куда входили и геологи, и циркачи, и...

«Покровские ворота», 1982 год

— ...да вы, оказывается, активная девушка...

— Хотелось чего-то необычного, необыденного, и чтобы много-много ездить... В результате эта мечта сбылась: я постоянно на колесах...

— Особых денег в семье, наверное, не было?

— Это сейчас все измеряется деньгами, а тогда большинство так жило... Все родители в нашем огромном дворе получали примерно поровну, все мы ходили в одинаковой одежде из «Детского мира» и ели молочное мороженое за 9 копеек — никаких проблем!

— За 9 было плохое мороженое...

— Прекрасное!

— Я обожал пломбир: за 19 — в стаканчиках и за 28 — в шоколаде на палочке...

— Мне оно почему-то не нравится: любишь, видимо, то, к чему привык...

— В ГИТИСе вы учились на одном курсе с Виктором Сухоруковым и Юрием Стояновым — говорят даже, что с будущим «городошником» у вас случился страстный роман...

— О да! Это была наша первая студенческая влюбленность. Мы — два таких абсолютных щенка, еще очень плохо понимали театр, актерскую жизнь, но радость от того, что нас допустили...

— ...в святая святых...

— ...переполняла. На первом курсе студенты делают этюды: «Я в предлагаемых обстоятельствах» — вот как бы они себя в той или иной ситуации повели. Мы с Юркой придумывали самые дикообразные...

— ...лишь бы поцеловаться?

«Когда я была молодой, считалась крайне некрасивой и получала свои роли со скрипом»

— Что вы — все помыслы были у нас сосредоточены на искусстве. Ну, например, я туристка за границей. Это сейчас наши люди запросто по всему миру катаются, а тогда поездка за рубеж была приключением невероятным. Вот я хожу, все разглядываю, фотографирую и вдруг в чистильщике обуви узнаю своего бывшего возлюбленного. «Юра!» — кричу потрясенно, а слышу в ответ шепот: «Уходи, уходи!». Он, оказывается, наш, советский шпион. Конечно, мы доигрались с этими этюдами до того, что друг в друга влюбились.

(Пауза). Невероятно... Это теперь он такой комедийный и очень смешной, а был-то красавец-герой — высокий, кудрявый, голубоглазый, мастер спорта по фехтованию. Наш роман получился таким же дикообразным, как все, что мы тогда делали.

— Стоянов жил в общежитии?

— Конечно — он же сам из Одессы... Веселый, талантливый и вдобавок достаточно обеспеченный по тем временам молодой человек... Думаю, не надо вам объяснять, что такое роман на первом курсе... Все какое-то истерично-возвышенное, глупое, и можете себе представить: мне показалось, что эти шуры-муры, вообще, личная жизнь мешают учебе, искусству. В результате волевым решением отношения с Юрой я порвала. «Все! — сказала. — Мы прекращаем встречаться».

— Как он отреагировал?

— Страдал. (Смеется). Недели две... Вернее, половину второго семестра. Ходил бледный, потерянный, и все говорили мне: «Стоянов страдает!». Я, естественно, тоже терзалась — из-за того, что он, бедняжка, так мучается... В общем, мы пережили бурю эмоций, и к концу второго семестра первого курса Юра женился на чудесной девушке с театроведческого факультета...

«ИЗ «ЛЕНКОМА» Я УШЛА ИЗ-ЗА ДОЧЕРИ МАРКА ЗАХАРОВА»

— Пришла, очевидно, уже ваша очередь лить слезы в подушку?

— Как бы не так: мы все воспринимали позитивно — даже страдания. Считали, что артистка должна пережить несчастную любовь (чтобы было потом что играть), накапливали багаж. Мы были очень идейными — я даже стихотворение помню, которое Юра сочинил (он прекрасно поет, играет на гитаре и вдобавок писал стихи):

Спектакль по пьесе Шатрова «Синие кони на красной траве» в постановке Марка Захарова. В роли Ленина — Олег Янковский, в роли бюрократки Сапожниковой — Татьяна Догилева, 1978 год

Может, этою зимою
Нам в Подрезково вернуться,
В снег горячий окунуться
И не ссориться с тобою?..

— Вы с ним сейчас иногда видетесь?

— Бывает, жизнь сталкивает. Специально так не подгадываем, но когда видим друг друга, рады безумно. Я счастлива, что в актерской профессии он добился успеха. С самого начала ведь было ясно, что Стоянов — невероятно одаренный, умный, организованный, но путь к признанию был у него непростой, и то, что он так долго сидел без ролей в БДТ и не мог найти свое дело, меня расстраивало. Я, впрочем, знала, что Юра...

— ...непременно прорвется...

— ...да, поэтому его успех, популярность и деньги абсолютно заслужены.

— После ГИТИСа вас пригласили не куда-нибудь, а в «Ленком» и не кто-нибудь, а сам Марк Захаров. Почему, как вы думаете? Зацепили его своим талантом или театру нужны были героини?

— Это везение — чистой воды. В тот год Алексей Николаевич Арбузов написал как раз о молодежи «Жестокие игры».

— Прекрасная пьеса...

— ...да и спектакль получился хороший — в Москве он имел огромный успех, мы им гордились.

— Вашим партнером Абдулов ведь был? Признайтесь, влюбились в него?

— (Пауза). Дайте вспомню...

— Кто такой Абдулов или насколько им увлеклись?

— Нет, я в него не влюбилась, потому что работа шла тяжело, Захаров был недоволен всеми, и мной в том числе, но если Саша уже великолепно играл в постановках «В списках не значился» и «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», то я в театр только пришла. Для меня, в принципе, это был настоящий экзамен: состоюсь или нет, — все на невероятных нервах, и тут уж не до любви. Нам всем от Захарова попадало — и Абдулову точно так же. Марк Анатольевич — выдающийся режиссер, но может быть очень жестоким, потому что невероятно умен и точен, и, если уж начнет тебя уничтожать — держись!

— Жестокие были игры?

В фильме «Яма» по роману Куприна Догилева сыграла киевскую проститутку

— Не то слово!

— Мне приходилось слышать, что покинули вы «Ленком» из-за дочери Марка Анатольевича Александры...

— Не буду лукавить — ушла я действительно из-за нее. Чистая правда...

— Чисто конкретная...

— Когда появилась дочка, я поняла, что никто из женщин играть ничего не будет. Там и до этого актрисы по семь лет ждали роли, а уж когда инфанта пришла, стало понятно, что...

— Инфанта талантлива хоть?

— Кажется, вы меня провоцируете... (Пауза). Я не являюсь поклонницей Александры Захаровой...

— ...какой достойный ответ...

— ...но не мне об этом судить. Вот Марк Анатольевич является, и не доверять ему у меня нет причин.

«НИЧЕГО, КРОМЕ СМЕХА, СЪЕМКА ПОСТЕЛЬНОЙ СЦЕНЫ НЕ ВЫЗЫВАЕТ»

— По слухам, в молодости вы были на редкость скандальной особой...

— Да? А вот я считала себя всегда очень покладистой и лояльной. Первый раз услышала, что я чудовище...

— ...ага, даже чудовище!..

— ...когда перешла в Театр Ермоловой к Фокину. Моя подружка как раз отдыхала с тамошними актерами и спросила их: «Как там у вас Догилева?». — «Чудовище! — ей ответили. — Страшнее никого нет». Когда она передала мне эти слова, я была потрясена...

«Если режиссер говорил, что нужно обнажиться, у меня ни малейшего вопроса не возникало. Тело молодое, стесняться нечего...». «Вакансия», 1982 год

— Я вспоминаю картину «Частная жизнь», которую снял мэтр советского кинематографа Юлий Райзман (народный-перенародный, лауреат-перелауреат): в ней вы играли с Михаилом Александровичем Ульяновым. Каково это — вчерашней студентке попасть в одну группу с корифеями, от одного присутствия которых захватывало наверняка дух?

— Было ощущение, что смотрю на все как бы со стороны. Так, наверное, чувствует себя девочка, попав в какую-то запретную страну, о которой и не мечтала.

— Маститым легендам и самим, наверное, было в кайф, что юная восхищенная особа смотрит на них снизу вверх...

— Они хорошо ко мне относились, и хотя немножко подтрунивали, я все воспринимала с восторгом: «Ах, надо мной подсмеиваются! Боже, какие люди!». Обалденно было, а вообще большие артисты и ведут себя, как большие...

— Кинорежиссеры уровня Райзмана — это действительно были столпы или в первую очередь — мафия?

— Ну, это сейчас такие слова в ходу: «мафия», еще что-то, а для нас это небожители были, к тому же к искусству тогда с невероятным уважением относились. Юлий Яковлевич — это тоже для меня было чем-то из литературы, абсолютно! — называл меня «душенька»... Вы представляете, он, выдающийся режиссер, не поленился пойти с группой, с оператором на спектакль молодой актрисы, которую брал на небольшую роль.

— Надо же ему было понять, что вы из себя представляете...

— Но роль-то невелика... Сейчас кастинг проводят впопыхах, на бегу: «Скажите в камеру, как вас зовут. Все! Годится».

— Тогда, как я понимаю, никто никуда не спешил — все делали основательно, на века... Вы после этого фильма ощутили себя знаменитой, увидели, что на улицах узнают?

— После «Частной жизни» — ни в коем случае, хотя портреты мои висели на всех столбах... Там не во мне дело — говорю же: роль очень маленькая, но Юлий Яковлевич снял меня полуобнаженной, и поэтому на всех афишах были изображены Михаил Александрович и я, выглядывающая из-за двери с голой грудью.

— Кстати, вам и впоследствии неоднократно приходилось сниматься нагой. Раздеваться перед кинокамерой сложно или, вообще-то, нормально?

Татьяна Догилева и Андрей Миронов, «Блондинка за углом», 1983 год

— Знаете, меня никогда это не волновало...

— ...поскольку есть что показывать?

— Ну да, тело молодое, стесняться нечего. Я даже не думала о том, стыдно это или нет, — понимаете? Надо! Если режиссер говорил, что для роли нужно обнажиться, меня это не то что внутренне не коробило — ни малейшего вопроса не возникало...

— Интересно, а партнеры, которые находились в этот момент рядом с вами, какие-то сугубо мужские ощущения испытывали?

— Абсолютно нет, потому что ничего, кроме смеха, это не вызывает. Ну, например, в картине «Забытая мелодия для флейты» у нас была постельная сцена с Филатовым (смеется). Снимали в павильоне, где стоял адский холод, и сначала надо было добиться, чтобы пар изо рта не шел. Потом, конечно, мы с Леней немножечко заволновались, потому что, грубо говоря, в институте этому не учат. Это сейчас все кинулись «клубничку» снимать, но у нас, в принципе, в традиции этого нет — не очень-то мы такие вещи умеем играть.

Рязанов окинул окружающих взглядом: «Вам это надо?» — намекнул, чтобы они ушли, и все: «Начинаем!». Легли мы с Филатовым в постель, а над нами третий, оператор Вадим Алисов, который все время командует: «Поверни голову, опусти подбородок, туда не смотри» — понимаете? Нет, ни о каком чувстве и речи не может быть. Старались, конечно, что-то изобразить, но это актерская техника — и только.

— Одна актриса рассказывала мне, как снималась в постельной сцене. «Я приготовилась, — говорит, — благоухаю, а он (фамилию не уточняю) лег, изо рта чесноком несет, ноги пахнут, подмышки тоже...». Вам это знакомо?

— Ну нет, у меня были такие прекрасные партнеры...

— ...что ни изо рта, ни от ног...

— Все они — чудесные ребята, большие таланты и профессионалы, просто с тем же Филатовым мы оба в смешном положении оказались... Сняли, наконец, эту сцену, и вдруг Леня (он все время курил!) спрашивает: «Ты своему Мишке расскажешь?». — «Конечно, а как же!». — «А я Нинке не буду». Я изумилась: «Леня, она же все равно увидит». — «Вот тогда и начну объясняться».

«В ТОЛПУ ВОЗДЫХАТЕЛЬНИЦ АНДРЕЯ МИРОНОВА, В ЭТУ ИКЕБАНУ, НЕ ЛЕЗУ»

— Михаил Козаков рассказывал мне, что фильм «Покровские ворота» не выпускали на экран, пока пришедший к власти Андропов не постановил: «Народу нужна комедия». Лишь благодаря этому уже было положенная на полку картина благополучно вышла. Вам нравилось в ней сниматься?

— Не то слово — это было абсолютное счастье! Светлана — одна из первых моих ролей в кино, а Михаил Михайлович Козаков был тогда в замечательном творческом состоянии — на волне, на пути вверх. Он излучал невероятную позитивную энергию, всех нас обожал. Мы все время торчали у него дома, и Регина, его тогдашняя жена, нас кормила. Благодаря Козакову мы очень сплотились — это был настоящий коллектив единомышленников.

«Когда я вернулась со съемок, подруги сразу спросили: «Тань, а как там Миронов?». — «Девочки, — ответила я, — нам таких мужчин не досталось...»

— По фильму видно, что атмосфера внутри...

— ...была потрясающей, да. С Леночкой Кореневой мы потом долго дружили, а с Меньшиковым до сих пор, как родные... Такую радость от работы редко испытываешь, но это же молодость, Дима, это, как сказала Лидия Чуковская, обещание успеха, обещание будущего... Кажется, море тебе по колено, а еще все тебя обожают и, когда играешь, показывают (шепотом): «Ты такая, такая...».

— Вы вспомнили «Блондинку за углом» — и впрямь фильм прекрасный, тем не менее треть его безжалостно вырезали. Почему?

— Потому что снимали мы в Ленинграде, а тамошние идеологические начальники были большими роялистами, чем сам король: придирались к словам, сценам и при малейшем сомнении резали по живому. Буквально каждый эпизод мы по три-четыре раза переснимали.

— Это вряд ли пошло фильму на пользу...

— Ну конечно! Потом заставили песни вставлять — объяснять, что к чему, а ведь когда на «Ленфильме» первую сборку показали, успех был ошеломительный — студия просто вздрогнула.

— Дамы, знавшие Андрея Миронова близко, признавались мне, что не влюбиться в него было практически невозможно...

— Правильно. Это был человек-праздник — он настолько умел жить, настолько ценил все, в том числе и молоденьких актрис.

«Когда Рязанов наконец меня утвердил, я поняла, что вытащила счастливый билет». С Леонидом Филатовым, «Забытая мелодия для флейты», 1987 год

— У вас был роман?

— Нет — в толпу его воздыхательниц, в эту икебану (смеется) не лезу. Андрей Александрович (я называла его по имени-отчеству, а он меня Танечкой) ко мне хорошо относился. Он был дружен с Захаровым, смотрел «Жестокие игры» и поэтому уважал меня как актрису — это у него чисто профессиональное. Понимая, что я молодая и неопытная, он взялся меня опекать. Образовалась замечательная троица: Миронов, его сводный брат балетмейстер из Питера Кирилл Ласкари и я, — мы разгуливали белыми ночами по улицам... Боже, сирень, «Астория», шампанское — в общем, весело было...

— Ничего не понимаю. Сирень, «Астория», шампанское — и никакого романа... Что ж вы за люди такие?

— Знаете, Дима, партнер для меня больше, чем любовник. Я уже давно поняла: роман завести куда легче, чем сберечь эти прекрасные, нежные, тонкие отношения, а мы с Андреем Александровичем их сохранили.

В Питере он всегда жил в «Астории», а я в гостинице «Советская» остановилась, и его это жутко смешило: «Ха-ха-ха! Танечкин «Хилтон»... Он был изумительный, неподражаемый... Когда я вернулась со съемок, подруги сразу спросили: «Тань, а как там Миронов?». — «Девочки, — ответила я, — нам таких мужчин не досталось».

— Нынешним девочкам тоже, боюсь, не досталось...

— Да (вздыхает), он был великолепен.

— Спустя годы вы наверняка прочитали книжку Татьяны Егоровой «Андрей Миронов и я», которая считает себя главной любовью Миронова, — она вам понравилась?

— Как вам сказать... Поскольку я очень хорошо знаю почти всех, о ком она пишет, и слышала другие интерпретации рассказанных ею историй, читать это было и любопытно, и где-то смешно... Я же вижу, где она недоговаривает, где излагает сугубо личную точку зрения, но существуют ведь и другие.

— Написано хорошо, тем не менее правда?

— Безусловно. Я ей сказала, что перо у нее очень легкое и образ Андрея есть, а вообще, я так счастлива, что время не властно над его именем, что оно известно и новому поколению. Вот и моя дочь знает Андрея Миронова и считает его выдающимся актером — это прекрасно!

«МНЕ НУЖНА ГЕРЦОГИНЯ, — КРИЧАЛ РЯЗАНОВ, — А ТЫ ИГРАЕШЬ ВАЛЬКУ-ДЕШЕВКУ!»

— Слышал, что роль интердевочки, которую сыграла Елена Яковлева, изначально предназначалась вам...

— Да, это правда. Кунин все время мне говорил: «Пишу для тебя сценарий — снимешься только ты, иначе фильма не будет», и мне первой дал его почитать. Тогда еще под названием «Фрекен Танька» он мне понравился, но я была против того, чтобы отдавать его Тодоровскому. «Ты что, — предостерегла Кунина, — это должен быть молодой, жесткий режиссер»...

«Гражданин Катанян и его жена Катанянша». «Забытая мелодия для флейты»

То, что я читала, не имело ни малейшего отношения к тому, что получилось в итоге.

— Фильм Тодоровского вам не понравился?

— Ну, поскольку уже прикидывала, как буду это играть... Получилось совершенно иначе, но какая уже разница: нравится он мне или нет... Картина пришлась по душе зрителям, кроме того, я считаю Елену Яковлеву выдающейся актрисой, одной из моих любимых... Да, я бы играла по-другому, но сослагательного наклонения нет, и мы остановились с Тодоровским на том, что я отказалась.

— Думаю, вы актриса счастливая (позади столько фильмов!), и все же, на мой взгляд, «Забытая мелодия для флейты» стоит в их перечне особняком. Вы тоже цените эту работу выше остальных?

— Вообще-то, я ничего не ставлю выше или ниже — это все моя жизнь, но, конечно же, сняться у Рязанова в главной роли — редкая для актрисы удача, и я сразу поняла, когда он меня утвердил (а колебался Эльдар Александрович очень долго), что вытащила счастливый билет.

Сначала два месяца он на меня покрикивал, поскольку окончательно в правильности своего выбора не был уверен. Рязанов всегда знает, кого снимать, но только не в главной роли — тут у него вечные поиски и метания.

Он хочет, чтобы актриса была невероятно красива, да еще и талантлива, а это, прямо скажем, редкое сочетание, и в первые съемочные дни я внутренне ждала, что меня выгонят... Ну а потом, когда Эльдар Александрович перестал во мне сомневаться, началась замечательная работа. Это было изумительно, великолепно, и хотя тяжеловато, в молодости трудностей не ощущаешь.

— В «Забытой мелодии» вы выезжали на актерской технике или?..

— Меня учили каждую роль примерять на себя: дескать, ищи в персонаже то, что тебе близко.

Смешные были случаи... Помню, Рязанов кричал на меня: «Что ты делаешь?! Мне нужна герцогиня, а ты играешь Вальку-дешевку из «Иркутской истории». Я откровенно не понимала, чего же он хочет (смеется), и от обиды заплакала. Его лицо посветлело: «Вот, вот!». — «Вы бы сразу, — воскликнула я, — сказали, что надо заплакать»... Рязанов растрогался: «Паразитка!».

Да, как-то нашли мы с ним общий язык и остались друг другом довольны. Конечно, он для меня мэтр, гений, гора, небожитель...

— Возвращаясь к постельным сценам... В картине по Куприну «Яма» (кстати, весьма достойной) о киевских проститутках...

— (Перебивает). А разве у меня там была постельная сцена?

В картине «Забытая мелодия для флейты» Догилева-медсестра, спасая своего возлюбленного, которого играл Леонид Филатов, кричала: «Ленечка, ты только не умирай!». В фильме она его таки спасла. В жизни все оказалось иначе...

— Нет, но грудь обнажали...

— И что?

— Да ничего — здорово!..

— Мне очень нравится этот фильм, очень! К сожалению, он не оценен, поскольку вышел на экран, когда все рухнуло: и прокат, и кинематограф. Актеры там так играют — ну просто прекрасно, не говоря уж о том, что именно в этой картине — одна из последних ролей Евстигнеева.

— Тогда не только кинематограф рухнул — страна, тем не менее появился фильм «Пчелка» — совершенно, по-моему, замечательный...

— Правда?

— Чистейшая. Интересно, каково вам было сниматься (в том числе в весьма откровенных сценах) с пацаном, который был намного моложе...

— Женя Стычкин (теперь он известный актер) учился на первом курсе ВГИКа, а эта картина была дипломной работой выпускника того же института Сорокина. Я согласилась на роль лишь потому, что помогать талантам считаю своим долгом. Когда режиссер прислал мне сценарий, ничего из того, что там было написано, не поняла и предложила: «Давайте встретимся! Объясните мне, это полный бред или какая-то недоступная моему уму гениальность». Стал он мне что-то растолковывать, а для меня это — китайская грамота. «Саша, — сказала в конце концов Сорокину, — ясности у меня в голове не прибавилось, но отказать я вам не могу»...

Я не верила, что это будет показано, как написано, но стали играть и, в общем... Ну, думаю, раз это эксперимент, его результаты вряд ли увидят зрители, но режиссер оказался очень пробивным и каким-то образом дипломную работу выпустил на широкий экран. Хочу сказать, что теперь-то я уже с юмором к этому отношусь, а тогда фильма немножко стеснялась.

— Дочка его видела?

— Нет. Слава Богу...

— Картины «Импотент» вы тоже стыдились?

— Нисколько, потому что она равна самой себе. Я знала, на что шла, и очень хорошо отношусь к Эйрамджану: когда все вокруг приказало, что называется, долго жить, этот режиссер не сложил руки и заслуживает поэтому уважения.

— Кроме него, по-моему, практически никто ничего не снимал...

— ...а он работал. Конечно, если бы у меня был выбор, я бы еще подумала, сниматься ли в «Импотенте», но фильм никого не обманывает. Это такое развлечение, понимаете? Денег не было, везде царило уныние, и он помогал выжить...

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

— ...а скольким импотентам вернул веру!

— Правда? Ну, вам виднее (смеется).

«ЧЕРЕЗ ТРИ МЕСЯЦА Я СКАЗАЛА: «ДАВАЙ РАЗВОДИТЬСЯ». ЮГ КОНЧИЛСЯ, ЯБЛОНИ ОТЦВЕЛИ...»

— Буквально позавчера я посмотрел в который уже раз прекрасную, на мой взгляд, картину «Афганский излом», где вы снялись с итальянским секс-символом Микеле Плачидо. Каково с таким парнем работать?

— Можете мне не поверить, но плохо.

— Да вы что?

— Ничего у нас не получилось, никакого взаимопонимания мы не нашли. Слишком разные люди: и школы, и мировоззрения — все другое. Они, итальянцы, жили в киноэкспедиции особняком, с нами практически не общались...

— Красивый он в жизни?

— Очень своеобразный. Там тоже смешная была история... Актер на эту роль был утвержден другой, русский, и вдруг итальянцы изъявили желание поучаствовать (сейчас все уже к совместным проектам привыкли, а тогда это было в диковинку).

— Почему же они так заинтересовались?

— Тема была горячая. Решили сделать две версии: киношную и телевизионную — на четыре серии. Бортко сказал: «Надо удлинять сценарий... — и на меня посмотрел. — Будем растягивать за счет постельных сцен».

— Беспроигрышный вариант!

— «Что вы так на меня смотрите? — спрашиваю. — Я не против», но вопрос отпал сам собой, как только Микеле Плачидо сняли под душем... Н-да...

— Зато какое мужественное лицо!

— У них своя манера игры. Наверное, он блестящий артист (у Стреллера ведь играл), но в одной лодке мы с ним не поплыли...

— Тем не менее этот фильм хорошо смотрится — правдивый какой-то...

— Я с уважением к нему отношусь, потому что афганцы его приняли. На одном из показов я сидела с ними в зале и видела, как они реагировали.

— Как?

— Будто это сейчас происходит. На экране какие-то военные действия, и они персонажам подсказывают: «Придурок! Сзади смотри... Ты что делаешь?». Так переживали, что я поняла: Бортко попал в десятку!

«Ничего у нас с Плачидо не получилось, никакого взаимопонимания мы не нашли. Слишком разные люди: и школы, и мировоззрения — все другое...». «Афганский излом», 1991 год

— Таня, такие фильмы, такие откровенные сцены... Мужики, небось, липли как мухи на мед?

— Вот верите...

— ...не верю!..

— ...я этого даже не помню, потому что всегда была озабочена ролями и строительством карьеры.

— Вы — строительством карьеры?

— А что вас так удивляет? Я абсолютно фанатично относилась к делу и если не снималась хотя бы месяц, впадала в дичайшую депрессию. Казалось, что жизнь кончена, и тут было уже не до мужчин. Ах, перестаньте!

— Если не ошибаюсь, первое ваше замужество длилось три месяца — но почему?

— Так получилось... Поехала на первые съемки — играла молодого штукатура в фильме студии Горького «Безбилетная пассажирка», а вокруг южная весна бушевала, все цвело. В одного члена группы я и влюбилась... Просто еще не знала, что такое сниматься на юге весной (смеется).

— Хорош был член группы?

— Как мне тогда казалось, он был молодым красавцем, и я вообразила, что без него не проживу. Это была какая-то истерическая влюбленность.

— И что же — трех месяцев хватило, чтобы окончательно во всем разобраться?

— Да мне, честно говоря, хватило и месяца.

— Дальше сохраняли брак из приличия?

— Да нет... Кто разводился, эту тягомотину знает.

«Вот чего никогда не было, так это ревности — ни у Мишина, ни у меня...». Счастливые родители с маленькой Катей. Москва, середина 90-х

— Вы расписались?

— Конечно, и жили вместе, а через три месяца я сказала: «Давай разводиться». Он согласился: «Давай». Юг кончился (улыбается), яблони отцвели...

«МЫ С МИШИНЫМ ПОСМОТРЕЛИ ДРУГ ДРУГУ В ГЛАЗА, ПОШЛИ ПИТЬ ШАМПАНСКОЕ И...»

— Вы спустя годы его встречали?

— Столкнулась как-то, но даже его не узнала.

— Лишний раз убедились, что все сделали правильно?

— Ну как? Он человек хороший (дай ему Бог здоровья!), и я, видимо, нанесла парню травму. Наверное, он тоже в меня был влюблен — иначе зачем женился? Нет, у нас нормальные отношения. Он познакомил меня со своей следующей женой (мы очень, помнится, хохотали), я представила его Мишину: «Миша, это мой первый муж Саша». Они смущенно так поздоровались... Миша сострил: «Мы с вами можем открыть кооператив», — и еще что-то сказал в том же духе. Мы сидели в Доме кино, и я все кричала: «Смотрите, это мой первый муж!». Веселилась...

— За Михаила Мишина вы вышли замуж, потому что с ним весело было?

— Это история длинная, хотя тоже смешно получилось... Меня взяли на роль Пепиты в музыкальный фильм по оперетте Дунаевского «Вольный ветер», а он был одним из авторов сценария. Если честно, я не хотела сниматься, казалось, что это не уровень. Балованная (смеется) была... Все, однако, давай меня уговаривать, и один из аргументов был: «В тебя влюблен автор сценария». Я-то думала, что ему лет 70 — столько, сколько режиссеру Яну Борисовичу Фриду, и как-то спокойно отнеслась к тому, что мною заинтересовался пожилой человек, а все между тем жужжали мне в уши: «Он вот такой парень! А уж как по тебе сохнет!..». Ему, что интересно, нечто подобное обо мне говорили — в общем, сводничали...

— На съемки Мишин хоть приходил?

— Нет, я увидела его в последний день, но почва была подготовлена. Мы посмотрели друг другу в глаза, пошли пить шампанское...

— ...и?

— Да, и сразу же начался роман.

— Говорят, у Михаила Анатольевича очень сложный характер...

С дочерью. «У Кати действительно много способностей, но она просит о них не говорить»

— (Немного печально). Сложный...

— Он человек мрачный?

— А все юмористы невеселые. Я хорошо этот цех знаю: для них юмор — профессия. Я, например, в жизни предпочитаю не играть: для меня это труд, который должен быть оплачен. Вот и для них необходимость шутить, быть душою компании — тоже труд...

— Все эти годы он вас ревновал?

— Вот чего никогда не было, так это ревности. И у Миши чувство собственника отсутствует, и у меня — абсолютно! Мне кажется, если человек полюбил другую, ему же хуже: такое счастье променял!

— Многие газеты писали, что вы якобы разъехались и вместе больше не живете...

— Чистая правда!

— Нормально на расстоянии-то?

— Мне так удобнее.

— А ему?

— Ну, раз не ропщем, значит, ему тоже.

— Вашей дочке Кате 13 лет — она увлекается рисованием и даже проиллюстрировала книгу отца. Талантливая девочка?

— Эту тему мне не хотелось бы развивать: у нее действительно много способностей, но она просит о них не говорить.

— Не сожалеете, что дочка у вас одна?

— Теперь сожалею, но родила я ее поздно. Долгое время детей иметь вообще не хотела — мне казалось, они...

«С вертолета в океан? Это по неразумности. Если бы мне сказали, что буду с такой высоты прыгать, пальцем бы у виска покрутила: «С ума вы сошли!»

— ...мешают карьере?

— Ну да. Смотрела на них, как на маленьких чудищ: «Боже, — думала, — эти кровопийцы съедают всю твою жизнь», ну а потом вдруг в голове — раз! — и прояснилось: я поняла, что хочу ребенка. Самое интересное, что как раз в этот момент я узнала, что беременна. Катя мне тяжело досталась — росла очень болезненной.

— Вы ее балуете?

— К сожалению, да.

«ДА, Я СОШЛА С УМА — ПОСЛЕДСТВИЯ РАСХЛЕБЫВАЮ ДО СИХ ПОР»

— Таня, а в кино большие простои у вас бывали?

— Четыре года я не снималась совсем — даже ни одного звонка не было.

— Как эту паузу пережили?

— Сначала одолевало чувство стыда, потому что все спрашивали: «Вы снимаетесь?», а я отвечала: «Нет». Они удивлялись: «Почему?». — «Не предлагают». Многие в таких случаях говорят: «Отказываюсь, ничего интересного», — а я человек достаточно честный и сразу сообщала, что мне даже не звонили. Знаете, как будто выключатель повернули вот так — вжик! — и все. Я в нормальной была форме, в рабочем, творческом состоянии, но меня напрочь выкинули из процесса.

— Какие жестокие люди!..

— Первые два года очень неуютно было: ты понимаешь, что тебя чего-то лишили, а потом приходит чувство абсолютной свободы, когда уже не ждешь, позвонят тебе или нет...

— Привыкание наступает?

— Я сказала себе: «Ты поняла? И получше тебя актрис переставали задействовать. Ничего страшного — такая, значит, твоя судьба», и знаете, будто гора с плеч... Да, я не снималась, но нашла другие занятия: стала ставить спектакли, участвовала в антрепризах — благо всегда была востребована на театральных подмостках.

— После десятков блестящих киноролей вы снялись в ситкоме «Люба, дети и завод». Сколько в нем, кстати, серий?

С Дмитрием Харатьяном на презентации фильма «Лера». После выхода на экраны этой картины актриса, как она сама признается, «вся в шоколаде!»

— 70.

— И каждый день 12 часов вы проводили на съемочной площадке?

— Представьте себе.

— С ума сойти...

— А я и сошла — последствия расхлебываю до сих пор. Это же изобретение наших продюсеров — двенадцатичасовой рабочий день...

— Такого разве нигде нет?

— Нигде! Когда ты не главная героиня, у тебя хоть какой-то есть продых, а тут 12 часов в кадре, все время говоришь текст, и с тебя еще требуют, чтобы это было комедийно. Ужас! Кошмар! Даже вспоминать не хочу об этом — сразу бьет дрожь.

— Не навалились болезни, стрессы?

— Был такой перегруз, что я перестала спать — долго не могла восстановиться.

— Мне вас жаль!

— А мне самой безумно себя жаль. Безумно! Я ведь пошла туда потому, что, во-первых, понравилась роль. Подумала, что это одна из последних моих главных героинь — в классическом смысле, и решила: сыграю-ка напоследок... Ну и, конечно, деньги — я зарабатываю их своим трудом.

— Можно ли на гонорар, полученный за главную роль в 70-серийном ситкоме, купить хорошую квартиру, ну, скажем, в центре Москвы?

— Можно отремонтировать дачу (смеется) и почувствовать, что ты... Нет, богачкой не станешь... Разбогатеть нашим актрисам не суждено, потому что женских ролей намного меньше, чем мужских, к тому же не так часто они выпадают, и платят нам намного скромнее.

— Работа в таком сериале в плане профессии вам что-то дала?

— Конечно. А что? Эта роль изначально моя, и я имела успех — многим наш ситком очень нравился. Ну а еще подружилась с режиссером и сейчас опять у него снимаюсь в сериале «Американская трагедия» по Драйзеру. Он сам написал сценарий 16-серийного римейка, где я играю маму героя...

Талантливые люди всегда найдут общий язык. С Михаилом Ефремовым

— Сегодня целый ряд театральных актеров — этих несчастных крепостных, которые годами не задействованы в своих театрах, — говорят: «Зачем нам нужна сцена, если есть кино, — вдобавок и заработки там с театральными несоизмеримы»... Многие ваши коллеги ушли с подмостков, продав себя с потрохами кинематографу?

— Я, если честно, не знаю хороших актеров, которые бы совершенно отказались от сцены. Театр они, может, и покинули свой, но антрепризные спектакли играют, потому что — убеждена! — это нужно. Мне, например, необходимо...

— ...чтобы держать себя в тонусе?

— Именно. Актер, как скрипач, должен постоянно играть. Все-таки в театре, особенно в антрепризе, ты хозяин роли, а в кино сейчас такое засилье дилетантов (имею в виду режиссеров, которые не могут толком объяснить, чего от тебя хотят, — терминологией не владеют). Они даже не знают, что такое актер и как с ним работать, и ты должна как-то выкарабкиваться сама, а для этого необходима хорошая техника, которую именно на сцене оттачиваешь.

«У МЕНЯ СЛОЖНЫЕ ОТНОШЕНИЯ С АЛКОГОЛЕМ — МНЕ ЛУЧШЕ ЕГО НЕ УПОТРЕБЛЯТЬ»

— В реалити-шоу «Последний герой» вас забросили на необитаемый остров, где с вами стало происходить непонятное: вы безудержно хохотали, рыдали...

— Угу!

— Продюсер даже подумал, что с вами что-то не то, и отправил вас к психиатру...

— К психологу — его привезли прямо туда.

— Что-то действительно случилось?

— А вы как думаете? У меня и так сон плохой, я даже в хороших гостиницах бессонницей мучаюсь,

В лирической комедии «Не отрекаются, любя», которую также поставила Догилева, роль «отставного» актера, переживающего новый взлет, сыграл Борис Щербаков

а тут тебя берут из ноябрьской Москвы и с вертолета сбрасывают в океан... Ты попадаешь на остров, спишь на полу с пауками, над тобой летучие мыши проносятся, и при этом еще голодаешь — вообще никакой еды... Конечно, вскоре меня стало колбасить, но, как известно, на четвертый-пятый день всех начинает трясти — это стресс. Вот и меня он настиг, а как с ним обычно борюсь? Либо плачу, либо безудержно хохочу (смеется).

— Существует, однако, народный метод...

— Водка? Во-первых, там ее не было, а во-вторых, у меня сложные отношения с алкоголем — мне лучше его не употреблять.

— Что же сказал психолог?

— Это очень смешно было... Я продолжала рыдать минут 45, а она (красивая молоденькая девочка) мне повторяла: «Все будет хорошо, все будет хорошо». Я на нее смотрела и думала: «Девочка, ну что ты можешь мне посоветовать? Я же такая опытная, умная — чему ты можешь меня научить?». Тем не менее на следующий день и вправду все хорошо стало (смеется).

— Вы, я смотрю, отчаянная: сиганули с вертолета в океан и хоть бы хны...

— Да нет, это все по неразумности. Если бы мне сказали, что буду с такой высоты прыгать, пальцем бы у виска покрутила: «С ума вы сошли!».

— А высота большая?

— Не знаю. Изначально предупредили: «Три метра будет — не струсишь?». Ну а чего не прыгнуть с такой высоты в воду-то? Да запросто! Вертолет между тем опуститься на три метра не смог — не хватало воздушных потоков. Летел он намного выше, но я уже ничего не соображала. Стояла на лыже (это то, на что он садится) и смотрела только на спасателя, который должен был мне дать отмашку рукой. Он показал: «Пора!» — и я прыгнула, как велели.

— Все-таки после «Последнего героя» вы как-то встряхнулись, ожили...

— Ну так а как же — приключение было сказочное!

— Встряска, да?

— Еще и какая! Отправилась туда, чувствуя себя уже полупенсионеркой: с горстью антибиотиков, с кучей болячек... Меня отговаривали: «Ты чего делаешь?», а я обо всем там забыла (смеется), похудела и поняла, что герой. Вдруг оказалось, что я плаваю, — пересекала какие-то заливы, куда-то ныряла... «Да я еще ого-го-го!» — подумала и так в этот остров влюбилась, что он еще долго мне снился. Я туда потом так рвалась, что полетела второй раз и только таким образом излечилась от ностальгии.

— Вы так стройны, подтянуты... Это благодаря тому, что истязаете себя диетами? Слышал, даже до голодных обмороков доходило...

«Лунный свет, медовый месяц» — первая режиссерская работа актрисы. Ее партнером в этом спектакле стал Сергей Маковецкий

— Такое один раз было. Я просто так же подвержена модным веяниям, как многие женщины, — вот и решила посидеть на воде, очистить организм. Правда, когда через три дня упала, подумала: «Незачем мне его очищать»...

— В отличие от большинства ваших коллег вы не скрывали, что сделали подтяжку лица...

— Меня об этом все спрашивают, а я уже не помню подробностей — так давно это было... Я нисколько не стесняюсь — действительно, делала круговую подтяжку лица и глаза, причем лицо так изменилось, что даже старые знакомые на улице не узнавали... И незнакомые (улыбается) тоже — на гастролях, например, не пускали в театр. «Я, — бью себя в грудь, — Догилева», а они: «Нет, не Догилева!». Даже в Германии пограничники начали придираться: «Это не ваш паспорт, вы намного моложе» (смеется).

— Комплексы на сей счет не появились?

— А я привыкла с ними бороться, поэтому как-то... И вообще, мне мое новое лицо нравится! Некоторые говорят: «Господи, ты ж на себя не похожа!», а я себе думаю: «Теперь так похожу. Подумаешь! Надо же что-то менять...».

«Я-ТО ДУМАЛА, ЧТО СДЕЛАТЬ ПОДТЯЖКУ — ЭТО КАК МАНИКЮР, А ОТРЕЗАЮТ ПОЛСКАЛЬПА»

— Людмила Марковна Гурченко мне сказала: «Только заметила в себе малейший изъян — резать! Что-то еще появилось — шарах!». Вы тоже так радикально настроены?

— Первый раз я все сделала по неопытности: не знала, что это такой кошмар.

— Кошмар?

— Ну, я-то думала, что это тюк-тюк, как маникюр, а отрезают полскальпа. Просыпаешься, а на лице — как в фильме про войну! — круговая повязка, и она вся в крови (смеется). Ужас! Теперь страшновато, конечно, ложиться под нож, да и если бы это было, как маникюр, все бы уже пластику делали.

— В дальнейшем от услуг хирургов вы не откажетесь?

— В зависимости от состояния. Если моя внешность будет меня раздражать, и это чувство будет сильнее, чем страх перед операционной, — ну что ж...

Еще одна ипостась: ведущая программы «Две правды» на НТВ

— Еще одним поворотным этапом в вашей судьбе стали «Танцы на льду» на телеканале «Россия». У вас был замечательный, на мой взгляд, партнер — олимпийский чемпион Алексей Урманов: ну хоть с ним что-то лирическо-романтическое было?

— Помилуйте — ему же 33 года! При всем желании я не могла к нему относиться иначе, как к младшему братишке...

— То есть, по-вашему, у 34-летней девушки с 33-летним парнем ничего быть не может?

— (Смеется). Ну почему везде надо любовную интригу выискивать? Поймите, когда постоянно рука в руке, это больше, чем роман! Даже не так: ты вся в его руках — если уронит, мало не покажется. Тут и надежда, и преданность есть, и вера — это такие прекрасные, нежные, незабываемые отношения! У Алексея очень хороший характер. Очень!

— Зайду, с вашего позволения, с другой стороны. Ирина Роднина сказала мне, что практически у всех пар в фигурном катании возникает искушение друг с другом попробовать. Дальше есть три варианта: или краткосрочный, необременительный роман, или серьезные отношения с последующим браком, или на этом все и заканчивалось, — но пробовали практически все. Вы тоже?

— Пробовали, простите, что? Секс?

— Ну конечно!

— О чем вы говорите — у меня к Алексею такая нежность, как у старшей к младшему.

— Однако он постоянно поддерживал вас, обнимал...

— Вам этого не понять — чтобы ощутить то, что пережили мы, надо встать на коньки. Это невероятное чувство: мы все, дилетанты, были в восторге... Олимпийские чемпионы, большущие мастера — они, представьте, знают себе цену. Артур Дмитриев мне говорил: «Нас же мало!» — и это чистая правда. Ими восхищаешься, как... Ну, как произведением искусства.

— Когда вы покидали проект, ваши слезы, эмоции были настоящими или это тоже элемент актерской игры?

— Мы все были на каком-то эмоциональном взводе: если радость — то эйфория, если отчаяние — тоже какое-то ненормальное. Соглашаясь на «Танцы», я прекрасно понимала, что самая возрастная, самая тяжелая и вдобавок единственная совершенно не умела кататься на коньках, но организаторы шоу в меня буквально вцепились: им по формату нужна была актриса такого возраста, а все отказались. Предлагали-то многим...

— Кому?

— Глаголевой, Удовиченко — они наотрез, а я только призналась, что не умею кататься. «Как это? — удивились продюсеры. — А «Покровские ворота»?», но я там действительно впервые в жизни на коньки встала, потому что в сценарии прочитала: «Света сделала лихой разворот». Подружку, которая с коньками была на ты, попросила: «Ты меня хоть на каток своди», в общем, на съемках от лавочки до лавочки как-то еще телепалась, а оператор этот момент ловил. В рамках подготовки к «Танцам на льду» месяц каждый день занималась с тренером — Леши-то не было...

«СЕЙЧАС НА ШПАГАТ? НУ ДА — РАЗОМНУСЬ И СЯДУ»

— Тело ломило? Ноги болели?

— Не то слово, но ко мне так трогательно отнеслись, я такую ощущала поддержку: весь обслуживающий персонал стадиона болел за меня. Эти люди специально приходили на тренировки и говорили: «Ой, у вас уже лучше! Заметен прогресс!». Мне было очень тяжело — просто страшно, но поскольку когда-то была спортсменкой (занималась художественной гимнастикой), спорт, физические упражнения обожаю.

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

В детстве мне просто не купили коньки, потому что я из бедной семьи, и теперь, когда надевала их, холодок по спине пробегал... Бывало, еду на тренировку и вдруг командую себе: «Стоп! Куда — ты же не умеешь кататься». Тело ведь помнит, что оно умеет (например, танцевать и садиться на шпагат), а что нет...

— Вы до сих пор на шпагат садитесь?

— Ну да — разомнусь и сяду.

— Браво! Таня, я знаю, что вас очень возмутили документальные фильмы о покойных Гундаревой и Майоровой...

— ...угу...

— ...создатели которых ваши слова сильно порезали, исказили...

— Сейчас, к сожалению, документальные фильмы об артистах берутся снимать люди, которые не любили их, не знают им цену. Выискивают, а то и сами придумывают истории, никакого отношения к всеобщим кумирам не имеющие, и выносят их на всеобщее обозрение. Понимаете, это были в первую очередь выдающиеся актрисы — особенно Наталья Гундарева. Я с ней работала, выпустила спектакль «Не отрекаются, любя...», где она играла главную роль... Зрительская любовь к ней была невероятна...

— ...да и Майорова актриса прекрасная...

— Лена вообще моя лучшая подруга, а эти фильмы какие-то непонятные версии нам навязывают. Одна, дескать, рискованно похудела, другая — вышла замуж за генеральского сына... Гундарева и Майорова прежде всего были великолепными личностями, мы об этом с документалистами говорили, но они все отрезали и сделали так, как им надо.

— Недавно вы дебютировали в кинорежиссуре — сняли двухсерийный фильм «Лера». Каково это — быть режиссером?

— Ой, тяжело и страшно! Я давно рвалась в эту дверь, хотела...

— ...соскочить с актерской профессии?

— Ну, не знаю... Это необъяснимо, но, как известно, мысли, овладевающие сознанием масс, становятся материальной силой.

— Ого, как загнули!

— Это слова Карла Маркса — я же в историко-литературном классе училась. Сама не понимаю, почему эта идея не отпускала меня много лет.

— Не только вас — Маркса тоже...

«Я абсолютно фанатично относилась к делу и если не снималась хотя бы месяц, впадала в дичайшую депрессию. Казалось, что жизнь кончена, и тут было уже не до мужчин. Ах, перестаньте!». С Дмитрием Гордоном

— Наверное, однако мне не давали попробовать. Один раз я была в запуске полтора месяца, но прямо перед съемками меня закрыли, и вдруг нашлись продюсеры, которые сказали: «Давайте реализовывайтесь!»...

— И подбросили денег?

— К сожалению, очень мало — 200 тысяч у.е. На все про все 11 съемочных дней отвели и предупредили: тут вам не авторское кино — это прежде всего производство, поэтому как написано, так и снимайте, и не дольше, чем положено. И я рискнула: взяла сценарий, ко мне пошли изумительные артисты...

Сейчас пожинаю плоды: как говорится, я вся в шоколаде. Правда, правда, потому что мой фильм купил Первый канал — у нас в России это очень престижно. Картина была показана на фестивале «Ярославская масленица» и завоевала приз зрительских симпатий, а премьера прошла в московском Доме кино с огромным успехом. Огромным — ни один человек не ушел из зала, и даже профессионалы, которые не прочь сказать что-то колкое, не смогли это сделать — зрительский успех критику на корню задавил.

— Таня, скажите, а сегодня вы чувствуете себя женщиной реализованной и независимой, в том числе финансово?

— Временами. Вследствие специфики профессии и непростой жизни эмоционально я неустойчивая, поэтому вечно у меня какие-то перепады: от и до. Стараюсь себя в серединке держать, правда, психика у меня очень подвижная. Впрочем, особо не заморачиваюсь — радуюсь тому, что есть.

— В песне советских лет, которую писали, видимо, тоже психологи, нам от души советовали: «Не надо печалиться — вся жизнь впереди!». Вы с этим согласны?

— Во-первых, и в психологии, и в Библии уныние — тяжкий грех. Опускать руки, хандрить не стоит, но, к сожалению, иногда впадаешь в уныние. Ну и потом, если честно, я уже не считаю, что вся жизнь впереди, и очень ценю то, что она дает. Сейчас-то уже понимаю: все то, что у меня есть, — большие подарки, в принципе, этого могло и не быть. На самом деле, все, о чем мечтала в детстве и в молодости, я получила...

— ...и даже больше...

— Ну да! Иногда по фанаберии, по взбалмошности принимала это как должное, а теперь любой малостью дорожу. Когда появляются другие проблемы: со здоровьем и так далее, — ты еще больше все ценишь. Раньше вот я приезжала в Киев, и он был для меня местом съемок, где или не утвердили, или было невероятно трудно, а сейчас еду и думаю: «Боже, какой город красивый! Это же драгоценность, жемчужина — как же все надо любить и лелеять!».

— На прощание я хотел бы вам пожелать как можно больше подарков от жизни: чтобы они сыпались на вас, а вы только успевали подставлять руки...

— Ну нет (улыбается), много подарков нельзя — от этого человек дуреет.

P.S. За содействие в подготовке материала, тепло и внимание благодарим киевский ресторан «Централь».