Народный артист России Игорь Крутой меланхоличен, скуп на слова и эмоции, но явно амбициозен. Несколько лет кряду он не без доли кокетства представлялся «композитором, чьи лучшие песни написаны в прошлом веке», и вот, наконец-то, прервал затянувшуюся паузу. Оказывается, все это время маэстро не почивал на лаврах и не пребывал, как сам утверждал, в апатии и застое: последние два года днями и ночами священнодействовал в своей творческой лаборатории. В результате этой алхимии на свет появилась «бомба» нового поколения — проект «Дежа вю», призванный не столько даже взорвать российский шоу-бизнес, сколько прорубить ему, доселе на Западе неконкурентоспособному, окно в мир, иначе не назовешь.

Заряд, который рванет 19 ноября в Кремлевском дворце, ни в тротиловом, ни в децибеловом эквиваленте оценивать не берусь — скажу только, что его «детонатором» станет всемирно известный русский баритон Дмитрий Хворостовский, которому стоя рукоплескали «Метрополитен опера» и Ла Скала. Уже даже расписан график мирового турне: Киев, Париж, Лондон, Нью-Йорк — далее везде... По традиции Игорь Яковлевич застолбил себе место на сцене за роялем, хотя и сетует шутливо, что до сих пор не умеет играть гаммы.

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

Как далеко зайдет цепная реакция от эстетического взрыва, спровоцированного уникальным тандемом, покажет время, но лично я ни капли не сомневаюсь, что перед синтезом классического вокала Хворостовского и популярной музыки Крутого меломаны планеты не устоят. Во-первых, слишком многое поставили два музыкальных титана на карту, а во-вторых, у Игоря Яковлевича до сих пор получалось все, за что бы ни брался. И более 300 написанных им хитов, многие из которых стали долгожителями на эстраде, и некогда созданный для продюсирования друга и неизменного партнера холдинг «АРС» (шутники расшифровывали эту аббревиатуру как «Артистическая Радость Серова»), и фестиваль «Новая волна», нынешним летом с успехом в восьмой раз прошедший в Юрмале. Несмотря на финансовый кризис, вполне уверенно держатся на плаву «Радио Дача» и «Love радио», а пару лет назад журнал «Форбс» даже поставил Крутого на первое место в ряду самых успешных российских продюсеров, подсчитав, что ему удалось за год заработать 5,5 миллиона долларов.

При этом безоблачно все выглядело лишь со стороны, в частности, в 2003 году начался затяжной конфликт «АРСа» с российским Первым каналом. Распространяться о его причинах стороны были не склонны, но прессе удалось узнать, что господа конкуренты потребовали от Крутого 50 процентов программы «Песня года» и конкурса «Новая волна», а на принадлежащем ему телеканале «Муз-ТВ» пожелали руководить эфирной политикой относительно питомцев «Фабрики звезд-4», которую Игорь Яковлевич продюсировал. «А ключи от моей квартиры они не хотят?» — спросил тот и отверг ультиматум.


На войне как на войне: эфир Первого закрылся не только перед композитором, но и перед артистами, исполнявшими его песни, а чтобы прикрутить Крутому гайки, буквально за две недели до «Новой волны» «первачи» попытались провести свой конкурс «Пять звезд» в намоленном стараниями Игоря Яковлевича и его партнеров зале «Дзинтари» (я уж не говорю об организованных «доброжелателями» обысках в офисе «АРСа» и огульных обвинениях во всевозможных грехах).

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

После череды впечатляющих успехов маэстро узнал, что такое травля, предательство. Его пытались лишить всего, включая доброе имя, но на то он и Крутой, чтобы выстоять... Да, 75 процентов акций телеканала «Муз-ТВ» пришлось продать миллиардеру Алишеру Усманову, но Игорь Яковлевич об этом не сожалеет: зато освободились руки для занятий музыкой.

В свое время пресса ничтоже сумняшеся называла его Доном Корлеоне российского шоу-бизнеса, американский профессор, делавший ему сложнейшую операцию, окрестил «железным Игорем», а сам Крутой в недавнем прошлом с горькой иронией именовал себя «бывшим композитором». К счастью или нет, но оказалось, что все они ошибались.

Кстати, для моего собеседника всегда знаковым было число два. Ему, популярному композитору и известному продюсеру, каким-то чудом удается совмещать такие несовместимые вещи, как творчество и бизнес, он овладел игрой на двух инструментах: баяне и рояле, имеет два вузовских диплома: дирижерский, полученный в Николаевском музыкально-педагогическом институте, и композиторский, выданный Саратовской консерваторией имени Собинова. Крутой, наконец, счастлив со второй женой и живет, постоянно мотаясь, на две страны, а теперь у него, отметившего летом 55-летие, похоже, еще и открылось второе дыхание.


«Если бы не Наина, — воскликнул Ельцин, — я бы женился на Алле!»

— Думаю, Игорь Яковлевич, фамилию Крутой не только композитору — любому человеку хорошо бы иметь. Интересно, она вас к чему-то обязывает?


— Конечно, обязывает (улыбается): как корабль назовете, так он, собственно, и поплывет. С другой стороны, я в таком жанре работаю, где доказывать, что ты крутой, каждый день надо. Прошли времена, когда написал человек пару песен — и известность ему обеспечена, а имя его приравнивается к знаку качества, что бы он впоследствии ни наваял. Такое у нас не проходит: если ты сочинил чушь, за что-то пристойное это не выдашь, и в итоге пострадает твое реноме.

Игорь Яковлевич с мамой Светланой Семеновной. Отец Крутого Яков Александрович умер рано, всего в 53 года

— «Пару песен» — это гипербола?

— Нет, так и есть. Все-таки, если симфонию можно сравнить с романом, книгой, то песня — это газета, причем ежедневная. Один номер неудачный вышел, второй, а на третий...

— ...перестанут ее покупать. Помню, в середине 90-х Ельцин чем-то вас награждал, и, когда объявил: «Композитор Крутой», вы остроумно заметили: «Борис Николаевич, вы все равно круче»...

— Так и было (смеется)...

— Экспромт довольно рискованный...

— ...однако ему понравился. Борис Николаевич усмехнулся: «Хорошо сказал». Это происходило в 96-м году в Георгиевском зале Кремля — он вручал мне удостоверение народного артиста России (мне тогда 42 года исполнилось)... Ельцин, вообще, замечательным был мужиком. Мы много раз сталкивались, но последняя наша встреча незабываемая. Как-то обедали мы с Пугачевой... Когда это было — год, два назад?

— Наверное, три...

— Точно, и Алла спрашивает: «А ты поздравил Бориса Николаевича с 75-летием?». Я руками развел: «Нет». Она: «Я тоже. Давай поздравим». Мне идея понравилась: «Ну, давай». Позвонили в Службу протокола, чуть позже с нами соединился ее многолетний шеф Владимир Николаевич Шевченко. «Ой, — говорит, — тут Клинтон приехал, Кучма, Лукашенко — пока не до вас». — «Ну, ладно. Передайте юбиляру от нас поздравления» — и мы продолжили...

— ...культурно отдыхать...

— ...с Аллой Борисовной. Вдруг, буквально минут через 15, раздается звонок от начальника охраны: «Борис Николаевич вас ждет».

— А вы уже хорошо отдохнувшие?

«С Сашей Серовым мы, как родственники»

— Ну так, слегка, тем не менее успели заехать в антикварный магазин, купили красивые часы и уже с подарком помчались к Борису Николаевичу на дачу. (Нас в жесткой форме предупредили, что отводят на все про все 12-15 минут: делегации ждут). Ельцин встречал нас с шампанским на ступеньках своего дома.

— На ступеньках? Потрясающе!

— Мы сели и — как-то так получилось! — сразу выпили. Прошло полчаса, потом еще полчаса... Борис Николаевич вдруг воскликнул: «Если бы не Наина, я бы женился на Алле!». Смотрю: она уже представила себя — на минуточку! — первой леди, куда-то туда в мечтах вознеслась... «Алла, — шепнул, — надо опускаться. Эй-й, приземляйся!». Затем Борис Николаевич сказал: «Вы вот мне часы подарили, но мы сидим уже два часа (на самом деле, два с половиной! — И. К.), а они одно и то же время показывают». Он лично нас проводил, подписал свои книги, и всю дорогу, пока от него ехали, мы в себя приходили... Какой-то силой от него подпитались.

— Живой человек, не функция, правда?

— Да, да! Алла на обратном пути призналась: «Ты знаешь, я настолько потрясена... Давай еще куда-то поедем» — и, продолжая находиться под впечатлением, мы завернули в ресторан «Пушкин».

— Чтобы закончить разговор о фамилии... В конце 80-х, когда вы стали знаменитым на весь Союз, многие говорили, что это, наверное, такой псевдоним удачный. Откуда фамильные корни?

— Да я уж и не знаю, откуда, но и батя мой Крутой был, и дед. Дальше, вглубь, не копал.

Игорь Яковлевич с Аллой Борисовной и Филиппом Киркоровым в телеигре «Русское лото», 1994 год. «Я всегда о своей жизни пела, а у меня сейчас Филя, любовь-морковь, счастье и свет в окне»

— Они фамилию оправдывали? Крутые были?

— Папа — да. Он, к сожалению, рано умер — в 53, и я уже на два года его пережил, а деда не знал: ни одного, ни другого.

— Вы родились и мужали в Богом забытом Гайвороне Кировоградской области...


— Ну почему это вы так снисходительно: «Богом забытом» — я другого об этом городке мнения. В Кировограде, кстати, замечательное музыкальное училище, музыкальная школа имени Генриха Нейгауза (этот великий пианист там бывал), а в Гайвороне течет Южный Буг, и, не знаю, как сейчас, а когда я был молод, туда на все летние каникулы множество людей отдыхать приезжало.

— Когда вы последний раз были на родине?

— В сентябре прошлого года: навещал могилу отца — он там похоронен.

— Вас тянет туда, где детство прошло?

— Естественно, но в глубине души я и побаиваюсь там бывать.

— Не хочется смотреть на ровесников?

— Да нет — просто как-то на сердце тяжко... Я, даже когда к отцу на могилу приехал — не один, с сестрой, — ни с кем не повидался. Сперва посетили кладбище, потом подъехали к дому, где выросли, — там уже другие живут люди... Когда-то он мне казался огромным, а сейчас я увидел маленькую хатку... Еще, по-моему, заглянули на стадион, где какой-то шел праздник, я походил возле школы, где когда-то учился... Вот и все — тут же назад.


«Как человек решительный, на третий день я сделал будущей жене предложение»

— После окончания музыкального училища вы, я знаю, преподавали игру на баяне в сельских школах. Какая же перспектива перед вами открывалась, о чем вы мечтали, представляя, как сложится дальше жизнь?

О романе Крутого с Риммой Казаковой ходили упорные слухи, которые усилились после того, как поэтесса и композитор записали хит «Мадонна», сделавший Серова суперзвездой. «Наши отношения не превратились в роман, хотя однажды разговор на эту тему у нас состоялся»

— Было не совсем так. Я окончил училище, теоретическое отделение, но завалил вступительные экзамены в Киевскую консерваторию — не сдал историю КПСС. Получил направление в Гайворон, а поскольку все теоретические часы там преподавал завуч, он отправил меня в филиал — в село Бандурово. Кстати, что интересно... Я как-то делал концерт ко Дню милиции (а может, там выступал — не помню уже), и в антракте нас пригласили к правительству, для которого, как водится, был устроен небольшой банкет... Там стоял Путин — мы поздоровались, и был Дмитрий Козак...

— ...вице-премьер...

— Да, и вдруг Козак говорит: «Мои два племянника утверждают, что вы их учили играть на баяне». Я ответил, что занимался этим только в одном месте...


— ...где племянники Козака быть не могли...

— Дескать, если назовете деревню, я скажу, да или нет. Он: «Это село Бандурово Гайворонского района Кировоградской области». Земляк, одним словом...

— В студенческие годы вы с Александром Серовым музицировали в одном из лучших николаевских ресторанов — веселое было время?

— А мне вообще все, что связано с молодостью, кажется праздничным, ярким, потому что в юности другие эмоции, другое восприятие происходящего... Сейчас это видится в радужных тонах, даже если и были какие-то проблемы — по-видимому, плохое человеческая память стирает или старается не запоминать. Конечно, ресторан «Каравелла» на центральной улице Николаева под названием Советская — это было что-то: мы с Сашей (он только пришел из армии) там подрабатывали.

— Вы аккомпанировали ему на баяне?

— Нет, на пианино играл, на клавишах — рояля, естественно, не было. Это был небольшой уютненький ресторанчик в портовом — и тоже уютненьком! — городе со всеми вытекающими подробностями. Какая-то жизнь была бесшабашная...

Игорь Крутой — Дмитрию Гордону: «Вся моя жизнь, Дима, соткана из каких-то случайностей, которые в итоге сложились в судьбу...» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— Вы по тем временам считали себя богатым?

— Да, безусловно.

— Парнус приличный был?

— Сейчас уже и не вспомню, но когда еще в кировоградском ресторане работал (он был при местной гостинице «Киев»), мой отец, приезжая в командировку, устраивался в номере на втором этаже. Я ему брал бифштекс, граммов 200 водки, и батя просил об одном: давать ему знак, кто сколько платит, когда песню заказывает. Скажем, подходил кто-то, я ему — три (демонстрирует три пальца ) показывал, иной раз — пятерню. Ему нравилось сидеть, наблюдать за процессом, а для меня, студента, это, конечно, существенная была подмога.

— Все более-менее нормальные люди — во всяком случае, творческих профессий — стремились тогда попасть в Москву, потому что там открывались совершенно другие горизонты. Каким образом вы проторили себе в столицу дорогу?

— Ну, это не простая была одноходовка...

— А вы понимали, что вам надо в Москву, или все решил случай?

— Я знал, что другого пути нет, и еще в Николаеве мы с Серовым, с которым и жили-то по соседству, после работы шли зачастую пешком...

— ...с полными карманами денег?

— Да нет, какие там...

— А-а-а, с бифштексами!

— (Смеется). Мы садились где-нибудь на трамвайной остановке, и он тут же начинал рассуждать на эту тему — кстати, его любимую: «Надо ехать в Москву. Надо ехать! Здесь мы ничего не сделаем». Я пожимал плечами: «Саня, ну как мы покажемся? Что предъявим?», а он продолжал: «Я слежу за тем, что там происходит, и ты тоже понаблюдай».


Мы смотрели по телевизору музыкальные программы, что называется, с дальним прицелом, и в принципе, я сознавал, что какое-то место под солнцем в Москве может найтись, но как пробиться, с чего начать, куда сунуться? Это мне было совершенно неясно, а потом на гастролях в Ленинграде я повстречал свою будущую жену и, как человек решительный, тут же сделал ей предложение.

— «Тут же» — это, простите, как?

— Да практически сразу, на третий день. Таким образом я оказался в Ленинграде, а уже потом, когда изрядно помыкался, но так и не смог там устроиться, нежданно-негаданно мне позвонил Николай Басин, тогда администратор Театра имени Ленинского комсомола. «Давай, — предложил, — соберем музыкантов и сделаем такой уникальный ансамбль, который сможет и на разогреве у Полада Бюль-Бюль-оглы выступить, и с Евгением Леоновым ездить, и с Володей Мигулей», — иными словами, чтобы мог играть «во всех тональностях для всех национальностей». У него на примете уже были какие-то музыканты, а мне он отвел роль аранжировщика». Позднее, оглядываясь назад, я себе отдавал отчет, что во всем этом, действительно, была доля случайности, ведь Коля Басин мог мне и не позвонить.

Вся моя жизнь, Дима, соткана из каких-то случайностей, которые...

— ...лишь следствие закономерностей?..

— ...образовали в итоге какую-то линию, сложились в судьбу. Так вот я шел, кем-то ведомый, и оказался в Москве. Она и по сей день любовь моя. Помню свое первое впечатление от нее — я оказался в столице проездом, по пути на какие-то гастроли. Бродил по ее улицам и проспектам, разинув рот, и чувствовал, что в этот город влюбляюсь. Он просто убил меня размахом, масштабностью...

— Тем более после Кировограда и Гайворона...

— По тем временам это был капиталистический мегаполис. Конечно, если ты приходился в этом городе ко двору, перед тобой открывались заманчивые перспективы, а если же нет, ловить было нечего. Мой роман с Москвой начинался достаточно сложно. Зарабатывал мало, на жизнь не хватало, а мы с женой снимали квартиру, появился ребенок. Однажды не заплатили в срок, и нас выставили на улицу...


«Леонов бухнулся перед председателем райисполкома на колени: «Дайте ему квартиру, и я встану»

— В Нью-Йорке я видел любопытную афишу, сохранившуюся с тех пор, когда первые советские гастролеры потянулись в Соединенные Штаты. На ней было написано: «Валентина Толкунова» и ниже: «На баяне играет (а может, руководит ансамблем, точно не помню) Егор Крутой»...

— Это даже не гастрольные были поездки, а выступления перед бывшими соотечественниками по линии общества «Родина». Конечно, я был удобен, потому что аккомпанировать мог и на рояле, и, если его не было, на баяне, на аккордеоне. Фактически был в этом плане незаменим.

— Как же вам удалось решить бытовые проблемы: у вас ни кола ведь не было, ни двора...

— И впрямь ничего, но моя первая жена Лена, с которой у нас общий сын, обменяла свою двухкомнатную ленинградскую квартиру на однокомнатную в Москве. Таким образом я получил московскую прописку, которая по тем временам приравнивалась к чему-то невероятному, — выиграть в лотерею миллион, было, казалось, реальнее, другое дело, что семейная жизнь не сложилась и я стал кочевать по съемным квартирам. Так продолжалось до тех пор, пока Евгений Павлович Леонов и Валентина Толкунова не пошли к председателю райисполкома и не попросили для меня жилплощадь.

— Вот люди были, да?

— Как мы только переступили порог огромного кабинета, Леонов бухнулся на колени. Понятно, что председатель (тогда этот пост занимал Игорь Викторович Шахманов) кинулся его поднимать: «Евгений Павлович, ну что вы! Как же! Нельзя так!», а Леонов, даже не думая менять положение, воскликнул: «Дайте ему квартиру, и я встану!». Потом я понял, что это у него был отработанный прием: ему же для многих приходилось просить — и для актеров родного театра, и для коллег по кино.

Наконец, он поднялся, мы сели за стол, и Шахманов изрек: «Пусть он, — кивнул на меня, — купит кооператив. Давайте я ему сделаю внеочередной». В это время выступила Толкунова — у нее голос сердобольный, глаза голубые... «Но у него же, — всплеснула руками, — нет денег». Председатель на минуту задумался, а потом вызвал помощника: «Найдите-ка коммуналку, в которой будет один проживающий, и не младше 80 лет». Не прошло и недели, как мне позвонили из райисполкома и сообщили, что есть 87-летняя бабушка...

— ...которая торопится уйти в мир иной?

— Нет, обитает в квартире, где ей принадлежат две комнаты, а мне дают третью. С этой Татьяной Корнеевной мы зажили душа в душу, правда, Серов тут же снял у нее за 25 рублей вторую комнату. Вместе мы провели под одной крышей... сложно уже вспомнить, но думаю, года три.

— Сегодня вы, Игорь Крутой, могли бы упасть на колени перед мэром Лужковым ради чьей-либо квартиры?

— На колени вряд ли, но это же был поступок, который нисколько Евгения Павловича не унижал — только возвышал...

— ...ну конечно!..

— ...потому что артист он великий. Я-то калибром помельче, поэтому, если бы так брякнулся, это выглядело бы как-то...

— То есть, будь вы великим, может, и..?

— ...ну конечно. Когда ты ого-го, можешь себе позволить...

— ...все, что угодно, да?

— Ну, не совсем все, но многое...

— 87-й год: на телеэкранах Советского Союза (а каналов тогда было мало — первый, второй да третий) появляется клип «Мадонна», и страна сходит с ума. И исполнитель, и музыка, и стихи — все сложилось один к одному: вы тогда ощутили себя популярным?

— Не скажу, что на меня обрушилась слава, но почувствовал себя после этого по-другому. Замечу: песни писал и до «Мадонны», и они уже начинали потихонечку звучать на радио, на телевидении.

— Что, например?

— Ну вот хотя бы «Буду я любить тебя всегда...

— ...жизнь свою с тобою разделю...».

— Впоследствии, исполненная «Сливками», она даже пошла в народ. Еще какие-то вещи пел Саша Серов — скажем, «Мир и радость вам, живущие», но все они были разового исполнения и хитами не становились. В тот вечер, когда в передаче «До и после полуночи» прозвучала «Мадонна» и был показан клип (сейчас этот ролик так сложно назвать, но тогда он гордо именовался клипом!), что-то и в Сашиной, и в моей жизни произошло. Ну, в его-то точно...

— Серова начали узнавать на улицах?

— Даже не в том дело. Была, помню, его очередь идти в магазин покупать продукты, и когда наутро Саня вернулся ни с чем, я недоуменно спросил: «А где кефир, где молоко?». Он руками развел: «Там вся очередь на меня обернулась, так что больше я в гастроном не пойду». — «Врешь!» — не поверил я, а он хмыкнул: «Давай-ка проедем в метро». Мы спустились в подземку, вошли в вагон и все так бом! — повернули головы в Сашину сторону. Я понял: что-то меняется, а вот потом...

Параллельно стало развиваться кооперативное движение, когда уже не филармонии устраивали концерты, не гастрольные отделы Росконцерта и Москонцерта, а все подряд.

— 13-процентный налог государству отдай, а остальное дели как угодно...

— Подробности позабыл, но уже звонили и предлагали деньги, и вот Саша на одни уезжает гастроли, я как аккомпаниатор на другие...

— ...а кто покупает кефир?

— Ну, бабушка, Татьяна Корнеевна — она осталась в квартире на Речном вокзале одна. Короче, по возвращении мы встречаемся с Сашей в дверях: я привез заработанные 300-400 рублей...

— ...а он — мешок?

— Нет, телевизор «Шилялис» и какие-то финские спортивные костюмы, — совершенно блатные... Его, как оказалось, где-то на обкомовскую базу запустили и дали возможность купить их по себестоимости, без переплат, а еще Серов так небрежно бросил на стол полторы тысячи рублей — типа не мелочимся. «Саш, — спрашиваю, — что происходит?», а он в ответ: «Сам не знаю — платят по 100 рублей за концерт». Я ахнул: «Тебя посадят!». Я же был в курсе, что все артисты брали больше денег, чем полагалось по ведомости, но постоянно шли обыски: то у Толкуновой, то у администраторов — Григория Гильбо, Василия Кондакова, Марка Бендерского...

— Прошло же всего года три после нашумевшего «дела администраторов», когда самых оборотистых и предприимчивых посадили...

— Ну да, одного за другим упекли за решетку. «Ты знаешь, — попытался вернуть Сашу с неба на землю, — проблемы у тех артистов, у этих», а он лишь рукой махнул: «Ой, заработаю 30 тысяч рублей (мне именно сумма запомнилась. - И. К.) — и Бог с ним. Посадят? Ну, так и будет» — таков был ответ. Я прикинул: «Саш, но если платят 100, может, тогда попробовать запросить 300?».

— О!

— Он вздохнул: «Могут послать». Я опять: «Но ты попробуй», потому что понимал: что-то уже...

— ...варится...

— В это время раздается телефонный звонок из Херсона: его приглашают туда на концерт. Предварительно Саша уже дал добро отработать за 100 рублей, но в свете последних событий сказал: «Вы знаете, у нас произошли изменения. Со мной приедет композитор, который для меня пишет (хотя никуда я не собирался. — И.К.). В общем, — продолжил Серов, — я бы хотел получить с концерта 300...», а они, видимо, так быстро согласились на эту сумму, что уже вдогонку он произнес: «...50», то есть 350. Смешно это все вспоминать... Естественно, с увеличением гонораров и рубль переставал что-либо стоить — такое уж было время.


«Женщины большой советской страны увидели в Саше Серове кто Алена Делона, кто папу, кто маму, кто любовника, кто дядю или дедушку»

— После «Мадонны» у вас буквально залпом пошли знаковые песни: «Ты меня любишь», «Музыка венчальная», «Как быть?»... Чтобы писать их, вам надо было входить в какое-то особое состояние, или в музыке выплескивались молодость, кайф от жизни?

— Знаешь, когда попал на жилу, только успевай поворачиваться...

— Пошла волна?

— Еще и какая! Сам голос Сашин, его образ предполагали: все, что от него исходит, будет заметным, потому что нежданно-негаданно все женщины большой советской страны увидели в нем кто Алена Делона, кто папу, кто маму, кто любовника, кто дядю или, не знаю, дедушку. Именно как персонаж по внешним данным и тембру он оказался страшно востребован, и просто подряд все песни попадали в десятку. Думаю, если бы Саша не начал петь на английском, эта история до сих пор продолжалась бы.

— Тогда он не понял, что с ним произошло, сообразил это гораздо позже?

— Да, он не понял. (Пауза). Не понял... Видел, естественно, полные стадионы, Дворцы спорта, отдавал себе отчет, что удача, наконец, ему улыбнулась, но для успеха он много сделал, изо всех сил стремился к нему. Тогда это был трудяга, человек сумасшедшей работоспособности и заряженный на достижение цели, причем звездность его интересовала постольку поскольку. Серов постоянно твердил: «Качество, качество, аранжировка!» — его это музыкантство всегда тормозило, потому что он не мог просто петь и не обращать внимания на звуки, несущиеся сзади. Отчасти это, конечно, правильно...

— Вы над своими хитами долго работали?

— Очень — когда со звукорежиссером Рафиком Рагимовым писали альбом на фирме «Мелодия», все выверяли до нотки. К тому времени у нас уже вышли два миньона и две песни в совместной маленькой пластинке с Леонтьевым — это стало возможно благодаря Владимиру Дмитриевичу Рыжикову, редактору «Мелодии». Я с ним знаком не был, но Саша Жигарев...

— ...поэт, да?..

— ...увы, покойный, устроил протекцию. Он и из Сопота, и из Зелена-Гуры вел все репортажи — ты, наверное, помнишь его грассирующий голос с этим «эр-р-р»... У него были уже хиты, Анна Герман пела его «По ниточке...

— ...по ниточке ходить я не желаю»...

— Да, и Жигарев видел, что у нас ничего не получается. Я тоже ведь не сидел сложа руки, работал: и аранжировками занимался, и на «Мелодии» что-то делал, и кому только не аккомпанировал, но настоящих результатов у нас с Серовым не было. Если кто в то время и мог ими похвастаться, так это тандемы Ротару — Матецкий, Пугачева — Николаев, а мы оба были неизвестны, но страшно желали прославиться...

Короче, Саша Жигарев удочку мне забросил: «Я познакомлю тебя с человеком — если его перепьешь, станешь композитором» — и пригласил меня и Владимира Дмитриевича Рыжикова в Дом журналистов. Сели за стол, то да се... После второй бутылки Жигарев отрубился, уже в салате лежал. Только периодически поднимал голову (за ухом у него петрушка висела) и говорил: «Давай за здоровье Владимира Дмитриевича!». Хоп! — опрокидывал стопку — и опять падал в салат, а я держал удар из последних сил.

— Страшное дело!

— Может, сумел сконцентрироваться по причине того, что впереди будущее такое светило, — не знаю....

— Вы так хотели быть популярным?

— Очень! Где-то после четвертой бутылки у Владимира Дмитриевича пошел румянец...

— ...он оживился...

— ...и начал даже анекдоты рассказывать... Когда после пятой мы выходили из Домжура, обнявшись, он вдруг сказал: «Приходи завтра в 11 ко мне на «Мелодию». У меня сорокопятка выходит, там две песни Валеры Леонтьева, а с другой стороны две твои будут».

— Вы ему не поверили?

— Нет, я пришел, конечно, и... все получилось. Это был замечательный просто мужик и, забегая вперед, сумасшедший болельщик московского «Динамо», поэтому все артисты, включая Славу Добрынина, болели исключительно за эту команду и сидели рядом с Владимиром Дмитриевичем на стадионах, а когда Рыжиков вскрикивал, ему вторили все, кто хотел издавать песни. Потом, естественно, когда он ушел на пенсию, круг общения заметно у него сократился, но я буду ему благодарен всю свою жизнь, потому что он первый протянул руку.

В общем, невзирая на разницу в возрасте, мы крепко сдружились, и даже перед каким-то чемпионатом мира я купил ему телевизор...

— «Шилялис»?

— Нет, обижаешь — хороший «японец», чтобы он мог смотреть футбол без помех, с качественной картинкой.

— Вы, вообще, я смотрю, человек благодарный: называете все фамилии, не упускаете никого из тех, кто вам помог...

— Не-а, мне намного больше людей помогало, и я-то как раз переживаю, что кого-то обижу, если не назову.

...В один из дней Владимир Дмитриевич произнес: «Вы знаете, у вас уже две сорокопятки, а Саша Серов победил на международном конкурсе «Интерталант-87» в Чехословакии — давайте попробуем сделать гигант». В итоге мы этот диск на фирме «Мелодия» выпустили.

— Песни для него готовы еще не были?

— Ну как? Что-то было написано, что-то доводилось до ума, что-то светилось уже где-то в «Утренней почте». Тогда главным редактором музыкальных программ на телевидении была Людмила Эрнстовна Кренкель — очень строгая дама. Помнишь, ее отец обеспечивал радиосвязь во время эпопеи с челюскинцами?

— Известный полярник, радист первой дрейфующей станции «Северный полюс-1»...

— Да, и она приблизительно такого же характера была, как папа, — подойти невозможно. Вообще не воспринимала уговоры, подарки, лесть, и вдруг, когда какая-то программа готовилась, увидела Серова и моментально растаяла: «Ой, Ален Делон!». К Саше, разумеется, ее отношение немножечко изменилось...


«Симпатию Римма Казакова ко мне испытывала, но никаких отношений у нас не было»

— Поразительная история!

— Я повторяю: из каких-то таких моментов сложилась судьба, а как получилось с клипом «Мадонна»? К человеку, который монтировал материал к предстоящему выпуску «До и после полуночи», совершенно случайно зашел Владимир Молчанов, и тот сказал: «Володь, хочешь, я две бутылки водки тебе дам? Взгляни, что ребята сделали». Молчанов за две обещанные бутылки остановился, посмотрел и загорелся: «Во! Давай сегодня в эфир!». Что это, случайность, закономерность?

— Потрясающе!

— Володя Молчанов до сих пор на встречах со зрителями эту историю вспоминает — в результате его поступка появилась звезда, причем не искусственная, не накрученная...

— ...а настоящая...

— ...к тому же с хитовой песней. Ту свою сумасшедшую популярность Саша уничтожает, по-моему, лет уже 10...

— ...и никак не может добить...

— Не удается, настолько востребованы его тембр, манера исполнения, внешность... Понятно, и мы стареем, и публика...

— ...но девушкам все так же нужен герой...

— Да вроде ни он, ни я на героев уже не тянем, однако...

— Посмотрите, кто на экране мелькает, и все станет понятно...

— Его концерты до сих пор аншлаговые, в каких бы залах не проходили.

— В Киеве — подтверждаю — дворец «Украина» всегда переполнен!

— Недавно Саша мне позвонил (он любит сюрпризы): «Ты сейчас где?». — «В машине». — «Ой, у меня концерт через час в зале Чайковского. Приезжай, а то я боюсь — такая сцена, билеты по 500 долларов...». Я не понял: «Саша, какой зал Чайковского? Туда же никто не придет». Он рассмеялся: «Уже «аншлаг» — и меня с собой тащит. Я приехал, вышел на сцену, в чем был в машине. Какие-то песни ему подыграл, исполнил инструментальную музыку... Вижу, в зале сидит не публика, а секта имени Александра Серова. Ему даже петь не надо...

— ...можно просто прохаживаться туда-сюда...

— Он долго с ними общался, много рассказал...

— ...читал свои стихи совершенно диковинные, да?

— Как же без этого, но каждое его слово, каждый жест они буквально ловили, и это было действительно похоже на секту. И слава Богу, он заслужил...

— Кстати, о Серове. Однажды вы сказали по его поводу: «Испытание сытостью намного сложнее, чем испытание голодом, и когда в шоу-бизнесе все стало складываться благополучно, в отношениях с Сашей появились проблемы. Не говорю, что прав был я или он — бывало по-разному, просто объективно так сложилось, что мы разошлись». Это у вас был единственный камень преткновения?

— Ну, выразился я достаточно дипломатично... Понятно, что у нас было много проблем, а самая главная в том, что исполнитель не должен петь песни одного автора, а композитор не должен писать только одному исполнителю — и все будет нормально. Мы, конечно, не ссорились, и никуда наше прошлое николаевское, когда в ресторане «Каравелла» работали...

— ...и часами на трамвайной остановке спорили...

— ...не ушло. Смешно, но мы с ним, как родственники, что ли: он не просто из молодости — из той жизни, когда еще жив был отец. Однажды Саша подвез меня на автовокзал — из Николаева я ехал повидать родителей в Гайворон, — а потом бросил машину, сел в автобус и рванул вместе со мной. Мы доехали до Ульяновки, где была пересадка, потом топали пешком до автобусной остановки... Когда добрались, мои собирались как раз на картошку. Я ему предложил: «Давай с нами!», и мы с Сашкой копали картошку, а вечером пели для родителей наши песни. И батя мой кайфовал, и мама — она любит вспоминать этот вечер.

— Это уже не перечеркнуть, правда?

— Ну, разумеется, и со всеми достоинствами и недостатками Саша Серов из той моей жизни.

— Какая песня с тех пор у вас остается самой любимой, при воспоминании о которой сердце вздрагивает?

— Совместно с Сашей? Наверное, «Ты меня любишь». Во-первых, она на одном дыхании родилась. Римма Казакова позвонила мне ночью: «Я написала хит». — «Ну, прочти», — говорю. Слушаю и понимаю: никакой, по большому счету, это не хит — так что даже не просыпаюсь.

— «Лепишь, творишь, малюешь...»?

— Нет-нет, другое как раз, и она спросила обиженно: «Хочешь, я тебе тогда просто стихи почитаю, которые никогда песней не станут?». Стала читать, и тут меня будто током пронзило: вот оно! Это были женские стихи: «Ты меня любишь. Правом мужского, властного я под тобою, я над тобой распластана» — что-то в таком роде. «Римма, — попросил, — подожди-ка секундочку». Она продиктовала слова, я записал и буквально тут же сел за рояль и сыграл песню. Той же ночью все было готово.

— Класс!

— Бывает и так. Римма-то...

— ...серьезный поэт...

— Мы познакомились после поездки в Канаду, когда я летел с Толкуновой из Монреаля в Москву. Вдруг объявили, что в Союзе с завтрашнего дня сухой закон, и, едва самолет набрал высоту, все затоварились спиртным и стали страшно выпивать. Было такое ощущение, что летчики тоже бухали, потому что самолет периодически покачивал крыльями, будто пытался удержать равновесие. При этом трио бандуристок играло на бандурах.

— Веселая у вас жизнь была!

— Я сидел с Толкуновой, к ней подошла женщина... Они разговорились, стали общаться, а потом незнакомка спросила: «Валя, а кто это рядом с тобой?». Валентина меня представила: «Это мой аккомпаниатор, музыкант». Потом мне: «Знакомьтесь, Римма Казакова». В этом самолете мы подружились, и в Москве уже...

— ...дружбу продолжили...

— Как-то я увидел ее стихи, написал на них музыку, позвонил. Она тут же домой пригласила... При всем том, что Казакова являлась огромного масштаба поэтом, как песенник она не была востребована. У нее к тому моменту существовала одна известная вещь «Ненаглядный мой», написанная с Александрой Пахмутовой.

— Очень хороший шлягер...

— Но единственный. Наверное, какие-то песни еще были, но популярности они не имели.

— Римма Федоровна испытывала к вам симпатию как к мужчине?

— (Слегка напрягся). А почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что, как мне говорили, она в вас была влюблена...

— Симпатию, безусловно, испытывала, но никаких отношений у нас не было...


«Пугачева встретила меня в свободном платье и спросила: «Крутой?». — «Крутой». Она хмыкнула: «Да нет, это я крутая»

— Может, чувство ею как-то двигало, придавало ее творчеству нерв, страсть...

— Не знаю, как все в поэзии преломлялось, но наши отношения не превратились в роман, хотя однажды разговор на эту тему у нас состоялся. Кстати, потом, когда период нашего совместного творчества прошел, больше ни с кем из композиторов такого откровения и таких популярных песен у нее, к сожалению, не получилось. Жизнь Риммы очень непросто сложилась. В мае прошлого года она умерла, а буквально через полгода, лишенный материнской любви и заботы, скончался ее сын Егор (Радов. - Д. Г.).

Там тоже сложная история и судьба — Егор наркоманом был, как и его вторая жена, которая несколько лет назад выпрыгнула из окна, — говорили, что не нашла дозу и покончила с собой, не выдержав ломки. Осталась девочка, любимая внучка Риммы. Она столько сил положила на то, чтобы Егора вылечить, и от героина тот вроде бы отказался, но стал пить. Врачи много раз предупреждали его, что даже небольшое количество алкоголя для него опасно... Талантливый был человек, интересный писатель — Римма очень по его поводу переживала... После ее смерти он поехал с дочкой встречать Новый год в Индию, на Гоа, выпил там бутылку виски и умер.

— Вы не считаете, что песня «Ты меня любишь» — ваша композиторская вершина?

— Ее история вообще уникальна: эту вещь должна была исполнять Пугачева. Я ее написал, как...

— ...женскую...

— Естественно, но при этом первому показал Серову.

— Ну, вы же порядочный человек...

- (Улыбается). Саша поморщился: «Нет, я ее петь не буду — это «совок».

— Ну, не на английском же...

— Ты понимаешь, что я имею в виду, да? Вскоре мы встретились с Игорем Тальковым, и он мне сказал: «Знаешь, Толик Алешин ушел из «Веселых ребят» и страшно хочет делать сольную карьеру. Ты бы мог дать ему какую-то песню, чтобы он в ней себя поискал?». Я согласился: «Пускай приходит». Вскоре Алешин появился у меня дома, в этом коммунальном чуланчике...

— ...у Татьяны Корнеевны...

— Да... «Толя, — ему говорю, — я написал одну песню, но тебе ее не отдам. Давай попробуем (только лишь для того, чтобы посмотреть, каков ты сольно) это спеть, а там будем думать» — все-таки Тальков попросил. Алешин тут же все выучил, и мы начали музицировать, включив магнитофон-кассетник...

— ...«Весна»...

— Ну, типа того. Уходя, он выпросил у меня кассету, на которой была наша работа записана. Я попросил: «Только ты никому эту вещь не показывай, потому что у меня на нее свои планы». Проходит какое-то время, звонит Кальянов: «Алла Борисовна хочет послушать твои новые песни».

— Вы уже были знакомы?

— Нет, хотя мне передали, что после каких-то «Рождественских встреч», на которых Аллегрова пела мою «Над пропастью во ржи», Пугачева на банкете сказала: «На этих «Рождественских встречах» была только одна песня — «Над пропастью во ржи». Что интересно, мы с Николаевым сочиняли ее без инструмента: я ему напевал, а он буквально с листа писал стихи...

— Талантливые люди!

— Сидели после съемок какой-то программы, выпивали, и вот что получилось... Мы с Игорем много всего насочиняли — еще с тех пор, когда были с Леоновым в Лос-Анджелесе... Да (улыбнулся), смешно... В общем, я уже знал, что Пугачева наше произведение похвалила...

— ...и вот впереди знакомство...

— Ну что, взял я бутылку водки, цветы...

— ...хорошее сочетание!..

— ...на всякий случай. Звоним с Кальяновым в дверь, Алла встречает в свободном платье. Голову наклонила, спрашивает: «Крутой?». Я кивнул: «Крутой». Она хмыкнула: «Да нет, это я крутая». — «Ладно», — я согласился. Заходим, я тут же презенты вручил: «Вот вам, и вот вам. Ну, с чего же начнем?». Пугачева: «Ой, вчера был банкет. Может, пойдем позавтракаем?». Я спорить не стал, и эту бутылочку мы за завтраком уговорили. Потом Алла меня позвала к роялю. Я начал показывать «Ты меня любишь», она слушала, слушала... «Это, конечно, — сказала, — моя песня, гимн любви, но я ее петь не буду».

— Поразительно...

— Я в момент протрезвел: «Почему?». Она усмехнулась: «Я через друзей не переступаю — эта вещь у Толика Алешина на кассете, он мне ее показал». — «Я ее ему не давал, Алла Борисовна», — начал было я, но она мою речь прервала: «Нет, сделай мне что-то другое. Вообще, для меня не так просто писать — со мной надо в горы пойти». Я сразу представил себя альпинистом...

— «Парня в горы тяни — рискни»...

— (Смеется). В тот момент творческий союз у нас не состоялся, а первой совместной работой стал «Снежный мальчик» (кстати, на стихи Риммы Казаковой).

Вторая случилась, когда мне стукнуло 40 лет и друзья решили устроить в Театре оперетты мой юбилейный концерт. Исполнители стали уже разбирать мои песни, решали, кто что возьмет, и тут позвонила она. Нет, это я позвонил: «Будет мой вечер, и с песней «Снежный мальчик» я вас приглашаю. Алла Борисовна сделала паузу: «Я подумаю». Вскоре перезвонила: «Знаешь, эта вещица для такого вечера мелковата. Сочини другую — специально для меня».

Я что-то такое кропал, кроил, перекраивал... Мудрил, мудрил и решил от музыки идти. В итоге попросил Игоря Николаева написать текст — речь идет о песне «Любовь, похожая на сон». Он подготовил стихи, которые назывались (напевает) «Отправлю в прошлое письмо» — это была первая строчка припева, но Алла Борисовна забраковала: «С этими стихами не возьму. Я же всегда о своей жизни пела, а у меня сейчас Филя, любовь-морковь, счастье и свет в окне».

В этот момент меня знакомят с совершенно неизвестной поэтессой Валерией Горбачевой, и я просто так, чтобы ее не оттолкнуть, сказал: «Лер, у меня есть одна мелодия, к которой никто не может стихи написать. Я уезжаю на гастроли в Сочи, но наиграю ее и вам оставлю. Через день перезвоню. Если стихи получатся — хорошо, нет — без обид». Через день набираю ее номер и слышу: «У меня все готово». Валерия продиктовала мне эти стихи...


«После съемок клипа «Мадонна» Иру Алферову и Сашу Серова страна тут же поженила, хотя никаких отношений там не было»

— «Я в глаза твои, как в зеркало, смотрюсь...», да?

— Да. В тот вечер у Киркорова были концерты в «Фестивальном» (по-моему, так называется зал в Сочи?), и я ему перед выступлением показал новую песню (он, кстати, недавно вспоминал, как я ему за роялем ее наиграл и напел). «У меня мурашки пошли по коже, — признался Филипп. — Игоряха, это страшный хит, езжай к ней срочно». Я показал эту песню Алле, мы ее записали, и она звучит по сей день.

— Так, а что же «Ты меня любишь»?

— Прошло какое-то время — ни Пугачева, получается...

— ...ни Алешин...

— ...эту песню не взяли, и вдруг Серов спохватился: «Слушай, помнишь, ты написал: «Ты на-на-на-на-на...»? Давай я буду спасать ее мастерством».

— В его духе...

— Я тут же позвонил Римме, она переделала стихи на мужской текст, и песня появилась в том виде, в котором известна сейчас. Ну а дальше началось самое интересное.

— Всесоюзная истерия?

— Истерия как раз возникла после того, как Саша мне предложил: «Давай сделаем клип, но в нем могут сняться только две актрисы». «Кто?» — я спросил. «Или Марина Неелова (ни много ни мало! - И. К.), или Ирина Алферова». Я поинтересовался: «А ты уже какие-то усилия предпринимал?». Серов опустил глаза: «Начал, но реакция непонятна».

Я между тем дружил с теперешним директором «Ленкома» Марком Варшавером, который тогда был замдиректора. Позвонил ему: «Сможешь меня с Алферовой познакомить поближе? Я-то раскланиваюсь с ней, здороваюсь, но как-то на расстоянии». Он согласился: «Приезжай». Беру магнитофон, еще не сведенную кассету с песней «Ты меня любишь» и мчусь в «Ленком». Без разведки, не понимая расклады тамошние...

— ...кто кому мама и папа...

— ...хотя это мой любимый театр. Только захожу со служебного входа, стоит Саша Абдулов. «Саш, — говорю, — мне очень надо, чтобы Ира снялась в клипе». Он сразу меня осадил: «Игорь, это невозможно. Ира серьезная актриса, а тут неизвестный певец...». В это время жена Леонова Ванда, которая наш разговор услышала, отозвала меня в сторонку: «Ты Сашку не спрашивай, потому что у них там не все в отношениях ладно, — иди с Ирой сам разговаривай»...

— ...и песню можешь ей даже не показывать...

— Нет, показать как раз надо было, что я и сделал в кабинете директора. Реакция Алферовой оказалась просто сумасшедшей, она подхватилась: «Это моя тема — женской любви, верности! Когда съемки?». То есть мне даже просить ее не пришлось. «Давай, — говорю, — завтра в шесть утра на причале Речного вокзала будем рояль жечь и остальное делать» — ну, словом, все, что ты видел в клипе. Конечно, страна тут же Иру и Сашу Серова поженила, хотя никаких отношений там не было. Красивая история, сказка, что-то вроде индийского фильма...

— ...«Зита и Гита»...

— Да, и все женщины хотели, естественно, быть с Серовым, а все мужчины — с Алферовой.


«Иногда злюсь на себя, потому что устал, жизни нет, потому что с детьми лишний раз не пообщаюсь»

— В одном из интервью вы недавно сказали: «Наверное, не буду больше песни писать — нет смысла, а если и буду, то, вероятно, под другой фамилией». Почему?

— Не вижу под свою музыку исполнителей. Нет, я все равно песни пишу — сейчас для детей, а еще заканчиваю огромный проект с Дмитрием Хворостовским: премьера пройдет 19 ноября в Москве, и тут же мировой тур начнется. В Киеве мы будем 28 и 29 ноября.

— Что же вы сочинили — оперу, мюзикл?

— Тут все другое. Дима вначале перепугался: «Я растеряю всю публику», хотя именно он изъявил желание что-то совместное сделать. Мы познакомились случайно, в Майами — зашли с Игорем Николаевым в ресторан, где он обедал с женой, и Дмитрий сам к нам навстречу поднялся, подошел, говорил какие-то приятные вещи.

Потом мы стали общаться, и через какое-то время он попросил: «Напиши для меня что-то». Я поначалу думал, что это какой-то эпизод или, может, минутное настроение, но он позвонил и напомнил о своем предложении: «Давай попробуем». Я сочинил для него три композиции — все замешал. Получился такой кроссовер: и музыка в стиле лаунж, и живой оркестр, и хор Попова, но пока это было на уровне демо — все на клавишах.

В Нью-Йорке мы пошли в студию, записали, а вскоре звонит он расстроенный: «Отец сказал: «Не вздумай это петь», но одна из песен запала мне в душу». Через неделю или две снова звонит: «Я дал совместные концерты с корейской популярной оперной певицей, сопрано, и она, как услышала нашу запись, вскочила на стол и давай плясать. «Дима, — воскликнула, — в этом твое будущее!». Так он мне о каждой реакции сообщал...

Ожидаемые в Киеве ноябрьские гастроли Игоря Крутого и Дмитрия Хворостовского обещают быть очень интересными. «Дима вначале перепугался: «Я растеряю всю публику!», хотя именно он изъявил желание что-то совместное сделать»

— Как большинство оперных звезд, он, видимо, мнительный...

— Нет, но, действительно, столько лет работал на то, чтобы завоевать во всем мире публику, на свое имя. Он же практически самый популярный оперный баритон.

Ссорясь, обижаясь, мы продолжали творить, и наконец я дождался его признания: «Все, чем до нашей встречи я занимался, мне теперь кажется такой малостью — это ничто по сравнению с тем, что сейчас делаю».

— Поразительно!

— Он с головой окунулся в проект, которому мы посвятили уже два года, и это не тот случай, когда за три месяца диск готов — и на этом все. Мы записали двойной альбом из 24 композиций на итальянском, французском и английском, концерты пройдут с симфоническим оркестром, хором... Это совершенно новый, очень интересный для меня пласт.

Дима как-то звонит: «Давай с двойным альбомом не торопиться — сейчас один диск сделаем, а через год — второй», а мне не терпится выпустить все, коль это уже создано. Вообрази, я сижу в студии, где у меня до трех-четырех ночи сведения идут, как папа Карло, пашу, иногда злюсь на себя, потому что устал, жизни нет, потому что с детьми лишний раз не пообщаюсь, и при одной мысли, что проект выходит на финишную прямую, становится ужасно грустно. Ну а поскольку человек я неуспокоенный, а для кого из наших исполнителей писать, так и не нашел, начал еще и второй проект — с Ларой Фабиан.

Она уже написала стихи на две мои композиции, и мы исполним их на московской премьере. Я буду Ларе аккомпанировать — пока это прозвучит, видимо, под рояль, — но идет речь о том, чтобы мы записали на Западе совместный альбом, и думаю, после Нового года этим займусь.

Для голливудской актрисы и певицы Дженнифер Лопес Крутой песен пока не написал, но все еще впереди

— После чего, не исключаю, станете писать англоязычные песни для Серова — как вариант. Создав десятки прекрасных хитов, вы сейчас ушли немножко в инструментальную музыку — это внутренняя потребность или просто хотелось показать, что и так можете?

— А я вообще ничего не хотел показывать и доказывать: подтолкнула проблемка, о которой мы сегодня уже не раз говорили, — с исполнителями (вернее, с их отсутствием). Увы, все те, для кого я писал, с кем рядом и стал крутым, скажем так, повзрослели: кто-то оставил сцену, кто-то собирается это сделать. Я и сам... нет, не повзрослел — в отличие от них, постарел. Найти достойную замену среди молодежи пока не удается, и даже моя «Фабрика» (хотя это был достаточно удачный проект) не помогла — все равно они (оставляет между пальцами зазор в полтора-два сантиметра) вот такого размера ребята.

— Вы это понимаете?

— Да, безусловно, и одной из причин, толкнувшей меня в инструментальную музыку, было как раз желание сохранить себя как исполняемого композитора и вместе с тем не писать песни для дома, для семьи — мне это неинтересно. Ой, недавно мне передали, что в Украине прошло интервью с Костей Меладзе (кстати, уважаемый мной композитор, я и с Валерой дружу)... Косте, короче, вопрос задали: «Вы не хотите попробовать себя, как Крутой, в жанре инструментальной музыки?», а он ответил: «Я привык работать на широкую аудиторию, а не для дома, для семьи». Знаешь, когда мне это прочитали, я тут же...

— ...набрали его номер?

Игорь Крутой, Лара Фабиан и Алла Пугачева. На Фабиан Игорь Яковлевич давно положил глаз и собирается записывать с ней на Западе новый альбом

— Нет, зачем? Обратился в рекорд-компанию и попросил узнать, какими тиражами продаются «ВИА Гра» и Валера Меладзе. Мне сообщили, что последний альбом Валеры разошелся в количестве 32 тысяч экземпляров, а «ВИА Гры» — 27 тысяч. После этого я попросил узнать, каким тиражом продана третья часть моего инструментального альбома «...без слов...». Оказалось, 150 тысяч!

— Неслабо!

— И это при 95-процентном пиратстве на рынке. Поэтому я не знаю, что там для дома, для семьи, а что на публику, но то, что песня где-то поется или звучит по радио, еще не означает признания, к тому же радио, с одной стороны, диктует моду, а с другой — портит вкус.


«Я не могу сказать: «Я гений. Родился в Гайвороне и весь мир покорил», — это не так, но биография у меня сложилась»

— У вас был очень удачный бизнес-проект — фирма АРС, и я даже помню, как в Москве вы проводили концерт покойного Майкла Джексона. Фантастическая по тем временам затея — привезти короля поп-музыки. Вам при общении с ним что-то запомнилось или Майкл держал дистанцию?

— Нет, мы нормально общались, были даже на приеме у Юрия Михайловича Лужкова. Ему там нос еще все время припудривали.

— Юрию Михайловичу?

— Нет, Майклу Ивановичу. Это как раз был момент громких отставок начальника Службы безопасности президента Коржакова и директора ФСБ Барсукова. Коржаков позвонил, попросил о встрече с Майклом Джексоном. Мы ее провели в гостинице «Балчуг», и опальный генерал подарил американцу саблю...

— ...которой до этого многих порубал?

— Ну, уж не знаю... Александр Васильевич уселся напротив Джексона, как на правительственном заседании, и произнес: «А я, между прочим, тоже пою...

— ...но нос не припудриваю»...

С кумом Ринатом Ахметовым. «Во многих вещах Ринат мне помогал, и хотя он моложе меня на 12 лет, его советы незаменимы»

— Я сразу: «Это не переводите». Нет, Джексон действительно был поп-королем, и что скрывать, такого шоу, как у него, в России не видели. В этом, наверное, с ним только Мадонна могла конкурировать.

— Игорь Яковлевич, а кем вам быть интереснее: композитором или продюсером?

— Мне нравится писать музыку, потому что... В качестве продюсера меня занимает только один проект — фестиваль «Новая волна»: там постоянно надо держать нос по ветру, удивлять, приглашать западных исполнителей. Для меня это очень увлекательно, поэтому там я всем занимаюсь сам.

— Вы хорошо однажды заметили: «Мой самый удачный проект — Игорь Крутой». Шутка, в которой лишь доля шутки?

— К себе я отношусь неплохо, но при этом не утверждаю, что однолюб. Да, наверное, это один из самых удачных моих проектов, потому что ребят с музыкальными способностями моего уровня и в училище, и в консерватории было предостаточно. Я не могу сказать: «Я гений. Родился в Гайвороне и весь мир покорил», — это не так, но биография у меня сложилась.

— Хорошая формулировка!

— Это судьба, понимаешь? Не знаю, что она мне завтра готовит, но то, к чему привела сегодня, оказалось заметным, востребованным. При том, что проект «Игорь Крутой» не так уж плох.

— Вам приходится иметь дело с популярными артистами. Театральные режиссеры утверждают, что актеры — дети, но это сукины дети. Вы можете констатировать, что эстрадные исполнители точно такие же?

— Я — не могу. Артисты, конечно...

Борис Моисеев: «Мы так близки, что слов не нужно...»

— ...мерзавцы, продажные сволочи...

— ...сложные люди, так скажем, но вместе с тем, если их не любить, ты ничего для них не напишешь и ничего не сделаешь. Разумеется, встречаются среди них непорядочные, а что, среди спортсменов таких нет или среди политиков? В каждой избушке свои погремушки, просто эстрадные исполнители слишком у нас на виду и каждый их шаг заметнее, чем, например, у оперных див или цирковых акробатов.

— Звезды первого эшелона друг друга не любят?

— По-разному. Я не рискну утверждать, что это правило распространяется на всех.

— Зато раскланиваются всегда очень старательно...

— А поцелуи какие жаркие, что ты! Но опять-таки я не уверен, что на эстраде этого больше, чем в других жанрах. Все люди творческие с амбициями, а зависть — она каждому успеху сопутствует. Если снимается, предположим, сумасшедший какой-то клип, они, естественно, завидуют: «Почему у меня не такой?». Появляется хит: «Ой, почему композитор не мне эту песню дал...

— ...и вообще почему все ему да ему?»...

— Зависть, понимаешь, но самая несчастная каста — мужья певиц. Вот они — бедолаги, потому что каждый вечер, ложась в постель и включая телевизор, выслушивают: «А у этой певицы лучше песня, а у того певца — клип, а ты мой муж, а ну докажи свою любовь».

С Филиппом Киркоровым. «Артисты, конечно, сложные люди, но если их не любить, ты ничего для них не напишешь»

— И приходится доказывать?

— Конечно. Это я наблюдал неоднократно.

— Сейчас, когда вы так запросто общаетесь с Пугачевой, не испытываете перед ней робости?

— Робости нет, но надо признать, что и фигур такого масштаба немного.

— Иными словами, пиетет особый присутствует?

— Да, безусловно.

— К кому еще?

— К Кобзону. К Земфире...

— Даже так?

— Да, и был период, когда мы достаточно плотно общались. Она приезжала ко мне домой, мне было интересно за ней наблюдать, с ней разговаривать.

— Скажите теперь как продюсер: можно ли за большие деньги абсолютно бесталанного сделать звездой или это исключено?

— До какого-то определенного уровня он, безусловно, поднимется...

— ...но суперзвездой все равно не станет?

— Нет, всему есть предел.

Лайма Вайкуле и Игорь Крутой: еще не вечер!

— Почему на сегодняшней эстраде так мало молодых талантливых ребят?

— Не знаю.

— Но вы себе этот вопрос задавали?

— С одной стороны, срабатывают субъективные факторы — каждый, как лебедь, рак да щука, в свою сторону тянет. Чтобы зажглась звезда, исполнитель, во-первых, должен быть изначально талантлив. (Сам не пойму, как это получается: то ли мы таланты не замечаем, то ли они не приходят, но выбирать некого). Во-вторых, бить надо во все колокола — этим должны целенаправленно заниматься все...

— Может, передачу «Алло, мы ищем таланты» следует возродить?

— Неплохо бы, однако «Русское радио» играет в свою игру, «Муз-ТВ» и МТV — в свою, у музыкальных сегментов федеральных каналов своя история (как, впрочем, и у «Авторадио»), и ничего ровным счетом не происходит.

Игорь Яковлевич долго скрывал свою связь с нынешней женой Ольгой от посторонних глаз. Сейчас его с семьей разделяет океан. «То я к ним туда мчусь, то Оля сюда — сама или с дочкой»

«Ринат Ахметов — гениальный парень и очень теплый человек, а его жена Лиля — крестная моей младшей дочери Сашки, так что мы и дружим, и породнились»

— Вы, Игорь Яковлевич, человек очень успешный, причем свой успех заслужили...

— С чего это ты взял?

— Ну, сами судите: песни прекрасные...

— ...так...

— ...не бедный...

— ...так...

— ...в бизнесе, по общему мнению, все удается, здоров, слава Богу, красив, в семье полный порядок — ну абсолютно удачлив!

— Понятно. Спасибо за правду.

— При этом у вас в свое время были, я знаю, отчаянные битвы (чтобы не сказать — бои) с конкурентами. Что вы не поделили с гендиректором Первого канала Константином Эрнстом?

— Об этом можно и книгу написать, но этого делать не буду. Тем более что конфликт исчерпан.

— Да?

— Да, как такового его больше нет, правда, позади четыре года серьезного противостояния...

— ...которое изрядно попортило вам здоровье...

— Не говори! Против меня работали государственные ресурсы, а возможностей для атак у руководителей федерального канала номер один намного больше, чем у композитора для защиты, — со всеми вытекающими отсюда последствиями. О подробностях не хочу даже вспоминать, да и незачем возвращаться в то время — оно слишком для меня неприятное.

— Уже много лет вас можно увидеть в VIP-ложе на матчах с участием донецкого «Шахтера», вы частый гость Донецка и лично Рината Ахметова — он даже был у вас на свадьбе свидетелем. Что объединяет двух, казалось бы, совершенно разных людей, кроме любви к «Шахтеру»?

Старшая дочь второй жены Игоря Крутого Виктория неравнодушна к музыке

— Наверное, одинаковые взгляды на те или иные ситуации, и при том, что Ринат моложе меня на 12 лет, его советы во многих случаях незаменимы. Я, например, попадал иногда в ситуации, на первый взгляд, безысходные. Приеду к нему (или он ко мне), а то и позвоню, говорю: «Выхода просто нет», а он: «А ты вот этому позвони, скажи так-то...» — и вдруг весь туман рассеивается. Он гениальный, конечно, парень и очень теплый человек, а его жена Лиля — замечательная женщина, крестная моей младшей дочери Сашки, так что мы и дружим, и породнились. Уверен: если бы в Украине таких людей было больше, и страна была бы получше.

— Говорят, Ринат Ахметов — человек исключительно щедрый, и по слухам, — из достаточно авторитетных источников! — на один из дней рождения подарил вам... 300 тысяч долларов...

— Нет (смущенно), этого не было. Очень дорогие часы дарил, а вот деньги — нет, никогда.

— Слишком банально?

— Да нет, это просто неправда. Во многих вещах Ринат мне помогал, но отношения наши не на том зиждутся. Он настолько широкий и добрый, что... Вот он разговаривает со мной по телефону и вдруг прерывается на полуслове: «Подожди минутку, на светофоре такое лицо мальчишки мелькнуло. Он деньги просил, а я проехал». Держа на отлете трубку, Ринат сдает задним ходом, достает 100 долларов и отдает ребенку, чьи глаза ему в душу запали.

На свадьбе сына от первого брака Николая. Слева — невестка Наталья

Ахметов стремится помочь Украине, скажем, в онкологических вопросах, а ведь людей, готовых заниматься этим, и до кризиса было немного. Причем он это делает не для того, чтобы газеты написали и телевидение показало. Да, о его добрых делах становится известно, но это для него не самоцель.

— Все ваши сражения с конкурентами меркнут перед испытанием, которое вы перенесли из-за проблем со здоровьем, — имею в виду тяжелейшую операцию по удалению кисты поджелудочной железы, когда вместо запланированных шести часов вы на операционном столе вдвое дольше лежали...

— (Удивленно). Слушай, откуда ты все это знаешь? Присутствовал там?

— Да нет — рассказывали. Это, кстати, правда?

— Ну да, было... Действительно, 12 часов провел под наркозом.

— Я вам даже больше скажу: некоторые знакомые артисты доверительно мне шептали, что Игорь Крутой уже умирает. Буквально вот-вот, еще чуть-чуть — и все!

— Ну да, слух и вправду такой запустили, и когда я уже вышел из больницы, стали звонить моим родным, близким и спрашивать, где похороны, где прощальный концерт. Разговоры такие ходили, что жутковато было. (Задумчиво). Знаешь, меня будто Боженька остановил на лету, чтобы подумал я, куда на всех парах мчусь, что делаю... Нас всех в какой-то момент что-то заставляет притормозить, чтобы мы могли сделать переоценку ценностей, посмотреть, правильно ли живем.

— Произошла переоценка?

С Ириной Аллегровой у Игоря Крутого романа тоже не было

— Произошла.

— А многие в Москве порадовались, когда узнали, что ваши дела плохи?

— Кто-то радовался, но кто-то и переживал, плакал. Те же Ленька Агутин, Слава Фетисов... Ой, совершенно недавно у моего товарища родился ребенок. Прихожу — там Юра Башмет. «Слушай, — он говорит, — Игорь, я же ничего не знал. Ты меня извини — нарвался на передачу, и теперь посмотрел на тебя другими глазами». — «Юра, какая передача? — спрашиваю. — Ты о чем?», а он опять за свое: «Ой, ты меня перешиб так, что я долго не мог заснуть». Озадачил меня не на шутку: какой же это, думаю, передачей я перешиб Башмета?

Назавтра прихожу на очередной день рождения, а там супруга Сергея Чемезова, гендиректора «Ростехнологий». «Сережа так расстроился, — чуть не плачет. — Мы ночью передачу увидели и сильно потом переживали». — «Катя, — уточняю, — какая передача?», а она продолжает: «Игорь, как нам тебя жалко, какой ты мужественный!..». Чувствую, что закипаю: «Катя, какая передача, скажи?». Оказывается, на СТС сделали программу «Люди, которые побороли рак»: Кайли Миноуг и так далее, и все сюжеты, в которых телевизионщики об этой операции меня спрашивали, они взяли и вставили туда для рейтинга.

— Кошмар!

— Я, конечно, позвонил этим горе-продюсерам, объяснил, кто они такие, но дело уже было сделано.

— Вы, я помню, появились после той болезни с совершенно желтым лицом...

— Операция была серьезная, я очень тяжело из нее выходил, но знал, к чему надо стремиться и что делать, чтобы скорее стать полноценным. В итоге Боженька меня вознаградил, потому что после этого испытания у меня появилась Сашка. Понятно, что я был худой, ну а кто от того, что его изрезали, поправляется?

— Худой, но по-прежнему крутой?

— (Смеется).

Сашенька родилась, когда Игорю Яковлевичу было уже 49 лет. «У меня ощущение, что я еще с Сашкой не наигрался, а она так растет... Римма Казакова написала когда-то: «Помирать уже пора, а рожать детей охота» — это обо мне»

«Роман с Аллегровой и Долиной? Это неправда»

— У вас очень красивая жена, а это правда, что вашу свадьбу благословила сама Пугачева...

— Не свадьбу.

— Помолвку?

— На «Песне года» в декабре (точно уже не помню, когда, все-таки лет 15 назад дело было) — Алла ко мне подошла и шепнула: «Валерка Леонтьев за 30 или 40 тысяч долларов снял дом в Майами на Голден Бич — давай мы с ним в долю войдем. Затраты уговорим разделить на троих и справим там Новый год». Я согласился: «Идея хорошая». Зашли мы к Леонтьеву в гримуборную, и Пугачева ему предложила: «Валера, давай на троих раскидаем расходы и отдохнем вместе...

Валера (он же тонкий, умный) перечить не стал: «Ну, ладно, давайте поедем». Потом, когда Алла вышла, меня спросил: «А как мы жить будем?». — «Да так и будем», — ответил я. О том, что меня там ждут, знала только Пугачева — больше никто. Оля меня встретила, и мы все в этом доме зажили. Феерический был Новый год!

— Вы с Олей, Пугачева с Леонтьевым...

— Нет, Алла с Киркоровым, Валера — с Люсей, Игорь Николаев с Наташкой... У него тогда однокомнатная или двухкомнатная квартира в Майами была, и они нас там тоже прятали...

— Прятали? Но почему?

— Потому что по некоторым причинам мы не могли с Олей вместе светиться. Как-то туда пришли люди, которые не должны были ничего знать, и нас оставили в комнате, а в это время вваливается Николаев с Королевой. Видит, что все за столом, и удивленно спрашивает: «А где Игорь?». Пугачева не растерялась: «Вот!» — и на него самого показывает. Тут до него дошло, что здесь что-то не так, и он воскликнул (дурашливо): «Я здесь!».

— Понятливый оказался...

— Сообразительный! Мы просто заигрались тогда в прятки, охраняя нашу с Олей связь от чужих глаз.

— С семьей вас разделяет океан, вы уже столько лет ведете жизнь на две страны — часто с женой видитесь?

Игорь Крутой — Дмитрию Гордону: «Не могу сказать: «Я гений, родился в Гайвороне и весь мир покорил». Это не так, но биография у меня сложилась»

— Да.

— Получается?

— Ну как? То я мчусь туда, то она сюда — одна или с дочкой.

— Тяжеловато?

— А что поделаешь — ей с Сашей там лучше. Дочка пошла в Нью-Йорке в подготовительную школу, у нее уже два родных языка — русский, английский.

— Все последние годы вы окружены певицами, среди которых попадаются и хорошенькие. Тут тебе и «Фабрика звезд», и исполнительницы с именами. Одно время вообще открыто говорили о ваших романах с Аллегровой и Долиной — жена не ревновала?

— Нисколько, потому что это неправда.

— Этого не могло быть по определению?

— Это просто неправда.

— Вы были счастливы, когда в 49 лет вновь стали отцом, да еще девочки?

— Это не только для меня счастье — для любого мужчины, который ждет ребенка и которому отцовство в радость. У меня ощущение, что я еще с Сашкой не наигрался, а она так растет... Мне даже жаль, что дочка уже взрослая, и еще детей хочется. Римма Казакова написала когда-то такие строчки: «Помирать уже пора, а рожать детей охота» — это обо мне.

— Как вы считаете, ваша лучшая музыка еще впереди?

— Думаю, лучшие песни уже написаны.

— Ух ты!

— Имею в виду по масштабности и по известности — здесь же не только от качества все зависит.

— Какое же мужество надо иметь, чтобы в этом признаться! Вы знаете, это последний на самом деле вопрос...

— ...и «оптимистический» на него ответ.

— Просто ваш коллега Эдуард Ханок утверждает, что композитор, когда его волна заканчивается, больше ничем удивить не может. Вы это фактически подтверждаете?

— Ну, я действительно все написал, а главное, повторяю, нет певцов, в чьем исполнении песни могут превратиться в хиты. Заниматься творчеством, стараясь всячески угодить формату радиостанций, для меня унизительно, а какие-то вещи, которые, я знаю, пошли бы, делать противно. Я даже понимаю, что мои совместные произведения с Хворостовским и с Ларой Фабиан по радио ротироваться не будут, — ну так концерты покажут по телевизору.

Для меня как автора, композитора это какая-то новая ступень, очень серьезные проекты. Я сейчас ими живу, кайфую от них, удовольствие получаю, но мои лучшие песни в общепринятом смысле — хиты, шлягеры, любимые в каждом доме, исполняемые на любой свадьбе, во всех ресторанах, — уже написаны. В каждой была возможность потрафить невзыскательным слушателям, но я старался ниже своего вкуса не опускаться, музыкантской совестью не приторговывать. Песни, которые становились популярными, я не разменивал, даже если они были достаточно сложными, как, скажем, «Я люблю тебя до слез» или «Любовь, похожая на сон»...

Мне, Дима, за них не стыдно: я не писал на две, на три ноты — так, чтобы только убить драйвом. Не считаю себя пенсионером союзного значения — я действующий автор, но сейчас совершенно другое время, время других песен, и пока я не ощущаю, что это мое. Если что-то почувствую, встречу каких-нибудь исполнителей, буду работать, а пока мое дело — Хворостовский, Лара Фабиан и инструментальная музыка.

— Мне остается поблагодарить вас за ваше творчество, а еще за прекрасные умные глаза и за человеческое достоинство, без которого образ композитора Крутого просто немыслим. Спасибо!